Часть I, глава 6
Глава 6, фольклорная.
— Хелло, Боб!
Дверь обиженно пискнула, получив хороший пинок по самолюбию, и в комнату с грохотом ввалилось нечто. У этого нечта были огненно-рыжие волосы и совершенно немыслимая бирюзовая мантия, подбитая соболиным мехом, с серебристой окантовкой по краю. Нечто немелодично насвистывало какой-то попсовый мотивчик и вообще наслаждалось жизнью. Не до конца проснувшийся Гарри глядел на него с суеверным ужасом.
— Чего молчишь, Боб, немой, что ли?
— Не твой, — машинально огрызнулся Гарри, — определённо не твой, даже не мечтай. И уж точно не Боб.
Ему ответили басовитым ржанием.
— Меня зовут Стратиговна* Ллеоллина** фон Имерьюс***, но ты можешь называть меня просто Лила, — отсмеявшись, представилось нечто. – А тебе какое оригинальное имечко дали при рождении, Боб?
Гарри подумал, что ему не стоит провоцировать эту сумасшедшую Лилу – откуда она взялась, кстати? – на активные действия грубым ответом – мало ли!..
— Гарри Джеймс Поттер, — вежливо произнёс мальчик, нашаривая под подушкой волшебную палочку.
— Бедняга! – посочувствовала Лила. – Конечно, не всем быть Стратиговнами Ллеоллинами, но Гарри… Если бы родители назвали так меня, я бы их заавадила! Но у меня – совершенно потрясающие предки, и авадить их вроде не за что пока, так что пусть себе живут… Ты чего так на меня смотришь, Боб?
Гарри не нашёлся, что ответить на это заявление. Ничего путного в голову не приходило, а беспутное пришлось с сожалением игнорировать – всё-таки, перед ним стояла девушка, и джентльмен, невесть откуда в Гарри проснувшийся, настойчиво твердил, что отправлять её в пеший эротический поход на хрен было бы крайне невежливо.
Затянувшуюся смысловую паузу прервало появление нового действующего лица, врезавшегося в спину красотки – а Лила, несмотря на оригинальные манеры и чересчур бирюзовую мантию, от одного взгляда на которую скулы выворачивало, всё-таки была красоткой. Гарри знал в этом толк: он видел множество подобных девушек – на неоновых рекламах магазинов «для взрослых».
Рыжая посторонилась, пропуская в комнату…
— Рон!
Гарри вскочил с кровати и бросился к нему. Друзья обнялись.
— Я так рад наконец тебя увидеть – тебя, а не твои письма! – вскричал Рон. – Дружище, столько всего произошло… Я не знал, честно! Ма мне ничего не рассказывала – ни про то, как Снейп спас тебя от этих уродов гнойных, твоих опекунов, ни про Рема, что он пропал… А вчера вечером, представляешь, я всё выяснил – думал, никогда их не прощу!..
— Кого? – переспросил Гарри, сразу мрачнея: перед его внутренним взором встала комната с мёртвым временем и Ремусом…мёртвым Ремусом. Что бы там ни говорил Дамблдор, Гарри ясно помнил – сам видел! – что его бывший учитель и хороший друг был совершенно окончательно мёртв.
— Да маму…и Фреда с Джорджем. Правда, они не очень виноваты: ма взяла с них клятву – не Нерушимый Обет, но похоже на то, только без угрозы смерти в случае, если проговоришься, — что они ничего мне и Джинни не расскажут насчёт орденских заморочек и твоих проблем…
— И как ты узнал?..
— А ты как думаешь? Длинные Уши ещё никто не отменял! – мальчик улыбнулся.
— Хотя, конечно, я мог бы и догадаться, — продолжил приятель. – Ты же знаешь, ма сейчас дома не живёт, только еду нам с па привозит; вот и Джинни к родственникам отправила, чтоб было «кому присматривать»… Ну а что? Я с соседскими парнями и Билли – до приезда Флёр Билл был вполне вменяемым, не то что сейчас – в квиддич играл; иногда к нам Чарли присоединялся… Братья снова дома живут, представляешь! Я так удивился, честно говоря…
— Кхм-кхм!.. – раздалось от двери; Гарри вздрогнул и резко обернулся. Этот кашель напомнил мальчику о его прошлогоднем кошмаре, Долорес Амбридж, чьё сравнение со свиньёй в рюшках явно было бы явно не в пользу первой… Какую-то секунду Гарри верил, что Амбридж вернулась, чтобы завершить начатое и довести его до статьи за преднамеренное убийство. Но мираж рассеялся: источником неприятного шума была всеми позабытая и немало раздражённая этим фактом Лила.
— Познакомься, Гарри, — буркнул Рон, — моя двоюродная тётка и по совместительству крокодил в юбке.
Проходящий в этот момент по коридору мимо комнаты Фред насмешливо фыркнул:
— Ты несправедлив к крокодилам, Ронни.
— Что? – удивилась Лила. – Что вы говорите? Я не поняла – не расслышала…
К обеду все обитатели дома номер двенадцать верно оценили ситуацию и приловчились передвигаться исключительно на цыпочках, оббивая стены и скользя из комнаты в комнату бестелесными тенями, опасаясь привлечь к себе внимание деятельной Лилы. Не тут-то было: рыжая с упорством охотничьей собаки рыскала повсюду, выискивая расслабленных жертв по полутёмным коридорам, порхала бабочкой по гостиной, ухитрялась ронять тяжеленные тома в библиотеке, нечаянно высыпала в готовящееся на кухне мандариновое варенье банку с солью и довела до хрипоты портрет миссис Блек.
— Старая кошёлка наконец заткнулась, — ворчал Рон, помогая матери убирать следы беспорядка, устроенного Лилой, — хоть что-то хорошее! Но это не уравновешивает десять миллионов проблем, которые кузина, чтоб её, притащила с собой в охапке!
— Ты такой пессимист, — хмыкнул Гарри, который уже битый час пытался отыскать банку соли взамен пропавшей. Мальчику пришлось очень потрудиться, чтобы уговорить себя выползти из-под пушистого одеяла навстречу не слишком добродушно настроенной реальности. Если называть вещи своими именами, то Гарри было откровенно паршиво. Но он изо всех сил старался держаться. Порывшись в шкафу и буфете и ничего не найдя, мальчик распахнул дверцы какой-то тумбочки, из которой с жутким грохотом выпрыгнуло что-то чёрное и недружелюбное.
— Рон, нельзя так… — ворчливо начала высказывать сыну миссис Уизли, однако, заметив гаррины манипуляции, взвизгнула:
— Что это?!
— Да не волнуйся, мам, это боггарт, кажется.
Гарри ничего не ответил: он во все глаза глядел на боггарта, который вылетел на середину кухни чёрным сгустком материи, после чего, помедлив несколько секунд, нерешительно превратился в… заметно располневшую Лилу в жутком чёрном плаще дементора, правда, без капюшона, и с лохматыми паучьими лапами вместо рук. Восьмью мохнатыми огромными изломанными лапами, которые не прекращали дёргаться, извиваться, будто щупальца, и тянуться к застывшему соляным столбом Рону. Довершали картину блестящие фанатичным красным светом глаза девушки и ярко-оранжевые губы, с которых на пол капало что-то вроде томатного сока ну или…
— Моя любимая помада!
— Экспекто Патронум!
— Аааааааааа!!!!!
«Это плод наших коллективных страхов, — думал Гарри, тупо уставившись на боггарта, — это Лила. Плюс личные фобии каждого. Вот темпы у девчонки. Куда уж там Волдеморту, которого люди начали бояться не через пару часов даже, а через пару лет после его выхода в большой мир».
Боггарт тем временем игриво подмигнул мальчику правым глазом, накрашенным гораздо обильнее, чем левый, к тому же лиловой тушью.
— Моя косметика, — страдальчески всплеснула руками миссис Уизли и попыталась картинно пошатнуться.
— Ридикулюс! – поспешно выкрикнул Гарри, взмахивая волшебной палочкой, пока его лучший друг, сейчас нежно зелёный, трогательно держащийся за сердце, не отправился к Мерлину на побывку. Боггарт попытался увернуться от заклинания, но не преуспел: превратился в ёжика в маленьких пижамных штанишках в синий горошек и с характерным снейпоским шнобелем; Гарри рассмеялся, и боггарт сгинул.
— Уфф, — простонал Рон. – Спасибо, дружище. Но, знаешь, ты мог бы и поторопиться.
— Не хотел лишать тебя удовольствия, — буркнул не до конца пришедший в себя после встречи со столь необычным боггартом Гарри.
— Мам…ну ты даёшь. Мам! – Рон переключился на мать.
Миссис Уизли потрясённо молчала.
— Мама! Ты боишься, что Лила возьмёт твою косметичку или… Ма! Ты же умеешь краситься! А даже если… Ну, то, что с неё юбка падала и живот наружу, и бёдра толстые… В общем, па всё равно от тебя никуда не денется! Не заметит даже, что…
«Это лучше, чем прошлогодний боггарт миссис Уизли, — размышлял тем временем герой магического мира. – И это действительно страшно… Лиловое на глазах, подбородок белый, щёки красные, губы морковные, и всё как-то неровно накрашено… Фу!»
— Ма…ну ты вообще…
— Рональд Уизли, — вдруг рявкнула Молли, — немедленно закрой рот, возьми в руки тряпку и протри что-нибудь! Развели тут всяких вредителей! Вот и займись! Займись чем-нибудь полезным! Уборкой! Немедленно!..
Взглянув на несчастное лицо друга, Гарри ободряюще улыбнулся и тихонько выскользнул из кухни, успев заметить только, как Рон с обиженным видом потянулся за тряпкой:
— И что я такого сказал…
— Она опять впаривала мне эту чушь про своих обожаемых родителей, — жаловался Рон час спустя. Друзья валялись на кровати в комнате Гарри, которая теперь стала и комнатой Рона тоже: почти все гостевые были заняты. – Я имею в виду, Лила. Как будто я не знаю. Чёрт.
Гарри вздохнул, честно стараясь не думать о Реме и сосредоточиться на словах друга. Вообще-то, кому как не Гарри понять Рона? Выслушав увлекательную биографию рыжей зануды раз пять подряд, мальчик мог бы считаться специалистом в узкой области генеалогии семейства фон Имерьюс. Впрочем, у Гарри было множество конкурентов: Лила не скупилась на похвалы себе, любимой, когда рассказывала про своих родителей, уважаемых работников в австрийском министерстве магии, про великолепный родовой замок фон Имерьюсов и про их замечательный, чисто английский парк.
— «Представляешь, отец отца моего прадедушки хотел разбить вокруг нашего Уитлингема что-то отвратительно голое, с опавшими листьями вместо нормальных газонов и шеренгой обкорнанных деревьев; словом что-то типично французское, но моя прапра… в общем, его жена ему не позволила, хвала Мерлину», — пищал и кривлялся Рон, передразнивая кузину.
Уже нормальным голосом он добавил:
— Вот угораздило же Мери, сестру дядюшки Боба, выйти за этого фон Имерьюса! Сейчас бы не знали бед…
— А её школа! – Рон сделал страшные глаза. – Она уже всех достала, повторяя, что получила лучшее образование в Европе! И что это за школа вообще – Дас Толвитигэ Миершвайн****?! Это ж язык сломаешь, пока повторишь!..
— Ещё ты забыл страшно древние и ужасно запретные заклятия, родовые и так, для общественного употребления, которые она знает, а все остальные – нет. И, конечно, великую скрытую в ней силу, проявляющуюся всегда непроизвольно, но очень вовремя, в самый нужный момент, — апатично заметил Гарри.
— Я её ненавижу, — убеждённо сказал Рон. – К тому же она глухая, причём избирательно: слышит только то, что хочет услышать. Когда я называю её невыносимой самодовольной ублюдочной…ну ты понял, короче…так вот, она не слышит! Тогда я прямо в глаза ей глядя говорю, что она стерва. Мама меня чуть не убила после этого. А этой хоть бы что! Только переспрашивает: «Чего ты сказал, Ронни?» Но, Гарри, всё у неё нормально со слухом, на самом-то деле… Потому что, когда Билл обсуждал с Чарли приезд Флёр и что мама приняла эту новость нормально, и что они поселились в гостинице – негромко совсем, кстати, обсуждал, эта, хоть и стояла от них метрах в десяти, всё прекрасно услышала и спросила, кто такая Флёр! Жесть! Она – эта Лила – мегера. Я её ненавижу.
— Да нет. Ты ничего не понимаешь. Она совершенство.
— Ты спятил?!
Гарри пожал плечами:
— Ну, по большому счёту.
— Ага, я так и понял: по большому счёту ты спятил.
— Ни черта подобного: по большому счёту она совершенство. Я о таких только в книжках читал.
— В женских романах? – сейчас приятель мог поспорить с самим Снейпом за звание самого ехидного парня на этом клочке суши.
— Нет, — сухо отозвался Гарри.
— Всё равно… она врёт.
— Ну…себе она точно верит. И своим словам. И вообще, ты не так меня понял. Я тоже её ненавижу. Но она…такая наглая, гордая, самодостаточная и совершенно непробиваемая. Знаешь, это в каком-то смысле даже вызывает восхищение, — «Потому что я так не умею и никогда не научусь, наверное. Мне мешает моя неуверенность в себе. Иногда я хотел бы быть таким же упёртым счастливым придурком, как эта Лила». — Так что по большому счёту…
— Чушь это всё. Кому вообще нужен этот твой так называемый большой счёт? – буркнул друг.
— Ты о чём?
— Ма всегда оплачивает чеки по частям, — немного смущённо признался рыжий. – Всем вообще плевать на всякие там большие счета. Маленькие – другое дело. По малым счетам все платят.
— Чего?
— Забей. Кстати, я решил стать финансистом, — совершенно невпопад сообщил рыжий. Вероятно, он долго готовился к этому разговору. И никак не мог решиться его начать. И сейчас сказал – как в воду холодную нырнул: вроде и не хочется, но почему-то надо, так что лучше побыстрее с этим разобраться.
— Чего?! – повторил Гарри, опешив от такой новости.
— Понимаешь, я хочу научиться зарабатывать деньги, — Рон говорил, сосредоточенно кусая губы и явно не замечая этого.
— Ммм, — тупо замычал Гарри, самому себе напоминая барана. – Ты…
— Вряд ли на меня свалится большое наследство или я выиграю в лотерею, — объяснил друг.
— Знаешь, новость о большом наследстве обычно приходит бок о бок с вестью о смерти хорошего человека, — не преминул уязвить приятеля Гарри. – Я имею в виду, я бы с удовольствием променял этот дурацкий дом на…
— Да, я понимаю! – перебил смущённый Рон. – Я об этом и говорю!
— О чём «об этом»?
— Вот, — Рон бросил ему на колени пухленький, радующий глаз яркой глянцевой обложкой, томик. Гарри прочитал название книги: «Бизнес. Финансы. Кредит. Пособие для начинающих и продолжающих игроков на магической бирже». С форзаца учебника на обложку выскочил какой-то толстячок с сигарой и нервным тиком и стал бурно жестикулировать, приглашая мальчика открыть для себя тайны коммерции.
— Я просто подумал, чем я хуже Фреда и Джорджа? – с совершенно несчастным видом добавил Рон. – Или?.. Думаешь, я не…
— Нет, дружище, эээ-это замечательно, я имею в виду, эээ, отличная идея, ты…хорошо всё, эээ, придумал, — неловко ответил Гарри. Мальчик был уверен, что на его месте Гермиона сказала бы именно эти слова, разве что сделала это более изящно, не используя междометий в качестве связки. А сейчас Рону Гермиона была необходима как воздух – не виноват же рыжий, что девушка где-то шляется, вместо того, чтобы утешать и подбадривать?!
«Каким я стал проницательным, — вяло подумал Гарри, — чёрт! Куда делся тот парень, который краснел и не знал, куда деть руки, на свиданиях с Чоу? Куда делся тот парень, который позволил дяде Вернону довести себя до…ну, в общем, до?.. Куда делся… Чёрт! Что со мной происходит? Я сам себя не узнаю! А что если и правда – Волдеморт? А если нет? Ох… Всё так сложно».
— Ты думаешь… — Рон недоверчиво взглянул другу в глаза.
— Я думаю, у тебя всё получится! – убеждённо ответил Гарри. Собственно, он был уверен, что ни черта у приятеля не выйдет. Более того, Гарри это знал.
Помнил.
Помнил?
Вот тут мальчик по-настоящему испугался.
С одной стороны, он испытывал к Рону искреннюю привязанность, да что там, жизнь за него готов отдать, две жизни, три – если спрос будет. Но с другой стороны…
Я начинаю вспоминать. Испуганное лицо подруги. Странное желание помочь, даже тогда, когда младшие сотрудники хором уверяют её, что прекрасно справятся сами, в конце концов, это же их прямая обязанность! Долгие рабочие дни, вымученные улыбки, вечера в тёплой дружеской компании коллег и подчинённых… Наши разговоры за полночь. Рождество в Министерстве Магии. «Рон занят», «Рон задержался на работе», Рон то, Рон сё…
Рон так её и не простил.
Гарри понял, что сам не может простить Рона за то…что будет лет через пять?!
— Блядь, — ошарашено выдохнул мальчик, роняя книгу.
— Гарри?
— Что? Ох, прости, Рон. Я…на ногу книгу уронил. Углом.
— Ясно, — кивнул друг, поднимая учебник и непроизвольно прижимая его к груди. Кажется, он не заметил, что выругался Гарри до того, как успел удариться.
Была одна проблема. Гарри не помнил точно, в чём состоит проступок Рона – только своё отчаяние, замешенное на ненависти (чему немало поспособствовала…Джинни?!) и давнишний, тьфу ты, грядущий диалог с Гермионой:
— Хочешь я поговорю с Роном?..
— Ничего не…
— Хочешь, я убью его? Кину к дементорам в Азкабан? Выпотрошу и сделаю чучело?
Несколько секунд моя подруга медлит с ответом, но всё же находит в себе силы проговорить тихое, но твёрдое «нет».
Киваю. Удивила, ага.
— Любишь его?..
А она молчит.
Гарри вообще мало что помнил из своих снов. Отрывки, ошмётки, осколки. Лучи солнца безжалостно вытравляли из его памяти эхо видений…кажется, будущего. Кажется, он провидец. Кажется…а не слишком ли много ему кажется?
В голове всплыла очередная занятная картинка:
Он весь потемнел, руки, сжимающие до того мои ягодицы, переместились на талию, ублюдок поднял меня, и я почувствовал, как головка его члена упирается в мой проход. Он дожидался, пока я не попрошу о большем. Я был готов умолять.
Гарри закрыл глаза и остервенело замотал головой. Нет! Он не хочет это вспоминать! Он абсолютно не хочет знать, кто его…ну, кто с ним…в общем, с кем Гарри делал это. Мерлин, по-любому, это был мужик!.. Значит ли это, что…
— Гарри? – кажется, Рон тормошит его уже минут пять.
Мальчик уставился на приятеля мутным взглядом.
— Я хочу напиться.
Это нормально; Гарри уже триста раз напивался после (до и вовремя, что было вопиющим фактом и начальством категорически не приветствовалось) заданий – обычная практика, любой уважающий себя аврор…
«Да, но ты не аврор!»
Ещё не аврор. Впрочем, что это меняет?
К тому же, у Гарри набралась бы целая сотня поводов. Один Рем чего стоит – вернее, его неизменно мёртвое состояние. Жуть.
— Ты хочешь – что?..
Гарри примирительно улыбнулся:
— Да шучу я, дружище.
Рон несколько секунда внимательно всматривался в лицо друга, потом неожиданно ухмыльнулся:
— А знаешь, это выход.
***
— Гарри?
— Ну?..
— А Малфой?
— Что Малфой?
— Ты сказал, что он там был… А мы думали, что он в Азкабане…
— Ага. М-мы думали. А директор и члены Ордена знали, что вместо Малфоя в Азкабане сидит какой-то несчастный хмырь, вынужденный пить Оборотное зелье каждые два часа.
— Тебе Дамблдор сказал?
— Ага. Когда я спросил.
— А раньше он не мог сообщить?! Как будто то, что Малфой на свободе – это такая мелочь, действительно, и в голову брать не стоит!.. Как будто мы – тупые тинейджеры и ничего не понимаем!!
— Рон, тебе уже хватит… И мне, н-наверное, тоже…
— Нет, Гарри! Ну ты сам подумай. У взрослых вообще такое двойственное отношение к жизни. Как мир спасать, так мы готовы, а как пить или сексом заниматься, или…
— Рон, з-заткнись. Лучше закажи ещё виски.
— Хочешь сказать, что я не прав?!
— Ты прав, Рон. Прав. Твоё з-здоровье. Мы ничего не понимаем. Они ничего не понимают. Никто ничего не понимает, но при этом все ус-усиленнннноо делают вид, что всё нормально. Это и правда нормально. Дети…они не могут дружить с родителями. Между пок-колениями пр-происходит что-то типа холодной в-войны, бла-бла-бла-годаря которой дети взр-слеют…ммм…чтобы новые… ммм… дети отвоёвы-вы-ли у них свободу. Потому…как. Своссвободу нииззя подарить. Её можно тока отв-ыевать. Чтобы…повзрслеть. Ох. Закжи ещё…
***
Скандал был страшный, учитывая, что набравшихся в ближайшей пивной приятелей обнаружил не кто иной, как Снейп. И отконвоировал домой, не сказав при этом ни единого лишнего слова, не считая необходимых тогда «левикорпусов» — самостоятельно парни передвигаться уже не могли.
Молли Уизли причитала и плакала, Фред с Джорджем только хмыкали, Билл состроил укоряющую физиономию, прижимая к себе приехавшую погостить Флёр. Чарли пообещал серьёзно поговорить с братом и Гарри.
«А что такого? Расслабились парни; учитывая их обстоятельства и возраст – нормальное желание», — бросил Кингсли на ходу: он спешил на встречу с министром. Который через пару недель рисковал окончательно перестать нежить своё седалище в министерском кресле и очень этого не хотел – вплоть до того, что отправился на поклон к Дамблдору. Лояльный министр директора устраивал, потому Фадж отставку не получил, а получил несколько дельных советов, сопровождавшихся укоряющими намёками пополам со всепрощающими взглядами. Убойное сочетание! Ушёл Фадж окрылённый и радостный, со жгучим намереньем все советы Дамблдора немедленно воплотить в жизнь. Чем он с тех пор и занимался, под бдительным присмотром Кингсли Щеклболта.
Мнение Аластора Хмури было: «Выпороть – и вся недолга».
«Ужасно, — поддакивала Лила, — кошмарно! Последние мозги растеряли! Очень, очень невоспитанные молодые люди. Я бы на их месте со стыда умерла бы, а эти только глупо хихикают… Впрочем, пустое: я бы никогда не оказалась на их месте!»
«Да оставьте вы их в покое!» — твердила Тонкс.
«Разыгрываете из себя ханжей, господа маги, — хмуро говорил Натан, — вместо того, чтобы позволить парням жить своей жизнью. У нас всё проще: старший товарищ всегда готов помочь младшему (пол при этом значения не имеет): свернуть косячок или вставить спираль. Это каким-то удивительным образом учит волчат ответственности – а запреты только разжигают их азарт». Шварц невесело усмехнулся в ответ на эти слова. Он заметно похудел и стал ещё более бледным, тонким и хрупким, почти прозрачным. И Шак ни с кем не хотел говорить.
«Мальчики, у меня есть совершенно эксклюзивное предложение: шестисотлетнее вино всего за двести галеонов», — предлагал Флетчер.
Гарри был слишком пьян, чтобы попросить их всех убираться к дьяволу. Но ничто не мешало ему взглянуть Снейпу в глаза и протранслировать тому простую мысль:
«Убери их, я спать хочу».
Снейп скривился. А после оповестил всех, что «мальчишки всё равно сейчас не соображают, и лучше бы отправить их по кроватям».
Впрочем, возможно, что Гарри это просто приснилось.
***
Следующий день тянулся как жвачка, потерявшая вкус. О досадном инциденте напомнили только два стакана Антипохмельного зелья поутру, ворчание Молли, да странный разговор с зельеваром тем же вечером в библиотеке:
— Помогло?
— Разумеется, стакан огневиски сразу решил все мои проблемы!..
— Не устаивайте тут истерик; вы ведёте себя как ребёнок.
— А по-вашему, я должен вести себя как уже состоявшийся победитель Волдеморта, к тому же аврор, к тому же глава убойного отдела? – прямо спросил Гарри.
— Учитывая ваши несомненные успехи в окклюменции, я ожидал, что вы обладаете большей выдержкой, — уклонился от ответа Снейп.
— Окклюменция – как езда на велосипеде, один раз научившись, уже не разучишься.
— Позвольте спросить, где же вы успели ей научиться?
— Лучше спросите, когда.
— Вероятно, мои уроки всё же не прошли для вас даром, — процедил мастер зелий.
— И в защите я преуспел… — будто не замечая его ярости, сказал Гарри. – Легилименция – та же езда на велосипеде в гору: раз достигнув нужного уровня, ниже уже не скатишься. Разве только забудешься, перестанешь крутить педали, снимешь защиту, но вряд ли я это сделаю, — философски заметил мальчик.
— Ваше убогое сравнение абсолютно не соответствует действительности.
Гарри слегка усмехнулся.
— А вы тоже пьёте зелье Сна-без-Снов, сэр?
— Не ваше дело, Поттер! – взбешённый Снейп поднялся со своего кресла и, прихватив какую-то книгу, вышел, поманив на прощание Гарри развевающейся, будто крылья нетопыря, мантией. И не забыв напоследок выдать традиционную мерзость – всё как обычно.
Мальчик устало склонил голову. Пробный шар не просто попал в цель, нет; одним ударом Гарри загнал в лунки все двенадцать этих самых шаров – наугад ударив кием. Не то чтобы его это радовало. Мальчик готов был волком выть… Впрочем, волки – это тема запретная. От одного упоминания о Реме у Гарри руки сжимались в кулаки: хотелось бить, крушить, ломать…
Покончить с этим. Хоть как-нибудь.
Хуже всего – ожидание.
Ожидание чуда, которое не произойдёт.
Хуже всего – чувствовать вину, особенно когда ты ни в чём не виноват.
И понимать то, чего по определению знать не можешь.
Гарри в сердцах швырнул книгу, которую держал, в стену – страницы разлетелись бумажными журавликами – и отправился спать.
***
Снейп исправно поставлял ему лучшее в мире снотворное – и за одно это Гарри готов был его…как говорится в таких случаях? расцеловать? Нет, целовать Снейпа мальчик явно был не готов. Назвать Снейпа святым – пожалуйста; довести до сведенья широких масс читателей «Ежедневного Пророка», что зельевар – завидный жених и отличный специалист в своём деле – сколько угодно: пусть отвечает на письма, обильно смоченные сладкими духами, и развлекается прибыльными халтурками на стороне. Но расцеловать? – нет, это как-то немного чересчур слишком, и Гарри был уверен, что правильно выразил свою мысль и вовсе не напутал с наречиями.
Размышления о поцелуях и Снейпе закономерно подвели его к вопросу, который мальчик для себя ещё не решил. На самом деле, он и думать не думал раньше о парнях, как о…гм, объектах сексуального влечения. Гарри начал перебирать в памяти имена знакомых молодых людей, пытаясь определить, чувствует ли он…что-то необычное, наполняющее тело незнакомым доселе жаром.
Рон. «Определенно – нет! Ха-ха. Вообще-то, он мой лучший друг».
Дин. «Простой парень, ничего особенного».
Симус. «Ничего особенного в квадратной степени».
Невилл. «Не смешите мои тапочки!»
Колин Криви. «Мрааак… Мои фотографии ню на страницах «Ведьмополитена!»
Денис Криви. «Это то же самое, как насиловать розового пупса».
Драко Малфой. «Симпатичный, конечно, этого у него не отнимешь. Но только если молчит. А он никогда не молчит. И мне будет проще убить его, чем сносить это его самодовольство, эгоизм, кичливость… словом, всё его малфоевское. Стоп, это уже некрофилия какая-то выходит!..»
«Кажется, ложная тревога», — решил Гарри. «Я не…ну, не этот. Чёрт, почему я не могу называть вещи своими именами? В общем, я не гей. И я не…не трахался…с парнем. Потому как я вроде бы не хочу…парней. И вряд ли положение вещей изменится…даже за пять лет. По крайней мере, я буду на это надеяться. Даже молиться. Тому, кто эти вещи так положил. Кто бы он ни был».
Гарри отправился спать с квадратной головой. За нерадостными размышлениями он совсем забыл выпить своё зелье.
— Чаю? – приветливо спросил у меня Алекс Янус. – Может быть, кофе?
Ритуальный вопрос, привычный ответ:
— Благодарю вас. Кофе.
Безмолвная секретарша мгновенно материализовалась с подносом, заставленным бесчисленными чашечками и вазочками. Янус отпустил её небрежным взмахом ладони, порылся в ящике своего секретера и извлёк на свет бутылку хорошего коньяка. Посмотрел на меня вопросительно – я кивнул. Меня не слишком ужасала перспектива утратить кристальную ясность сознания и возможность здраво мыслить; если уж на то пошло – как можно утратить то, чего отродясь не было?..
Вот и я о том же.
— Ричард, — начал Янус свою речь после того, как убедился, что кофе пришёлся мне по вкусу – как, впрочем, и всегда, — Ричард, я имею честь сообщить вам, что наши планы не просто неизбежно и в довольно быстром темпе претворяются в жизнь, нет. Всё лучше. Много лучше.
Я наконец оторвался от вдумчивого созерцания кофейной гущи и взглянул прямо в глаза этому милому парню, который уже на протяжении месяца ухитряется поить меня лучшим кофе в Лондоне. За те тридцать с лишком дней, что я его знал, Янус сильно изменился. От онемевшего от страха молодого человека, доверенного референта Прометеуса Лаокоона, парень унаследовал пару пепельных прядок в жидкой русой шевелюре – и только. По сравнению с остальными участниками событий месячной давности, Янус ещё легко отделался: единственный из людей Прометеуса сохранил жизнь и рассудок. Телохранителей известного политика я убил – не из-за чрезмерной кровожадности, а просто – чтобы под ногами не путались. Вообще, принципиальное различие между хорошим и плохим парнем состоит в том, что плохому парню никогда и в голову не придёт подставить «вторую щёку», вопреки заветам христианского учения. У Зла вообще инстинкты самосохранения лучше развиты. Поэтому оно такое живучее, это Зло. Неискоренимое даже.
Прометеус Лаокоон, вздорный желчный старик со злым маслянистым взглядом, получил свой «империус», когда, вместо того чтобы завязать конструктивный диалог с превосходящими силами соперниками и вытребовать чего-нибудь нужного и полезного, стал угрожать мне «травлей со стороны общественных масс» и попытался укусить за коленку.
Плохая идея. Я всю жизнь боялся заболеть вирусом старости (откуда я вообще выкопал такое занятное заболевание?..), поэтому поползновений политика не оценил. Только приложил его лысой головой о золотой рукомойник – в дополнение к «империусу».
Разобравшись со взбесившимся стариком, я занялся его референтом – и угораздило же парня так не вовремя оказаться в доме своего начальника!
Вряд ли Янусу когда-нибудь удастся забыть хоть слово из нашего разговора.
Впрочем, изначально разговаривать с ним я не собирался – только наложить простенький «обливэйт» и внушить парню, что именно он, Алекс, в приступе ярости зарезал пятерых здоровенных горилл, этих, с позволения сказать, телохранителей шефа. Скажем, в попытке вежливо объяснить громилам, что он не собирается…вступать с ними в сожительство. Да, именно. Хорошая формулировка. Авроры оценят. Кому как не этим вечно обколотым парням – нынешний аналог викингов, пережравших мухоморов – аплодировать «священной ярости берсерка» — уже после того, как кинуть неудачливого «берсерка» в Азкабан?..
Хотя, учитывая обстоятельства… За необходимую – пусть и чрезмерную – самозащиту в Азкабан не сажают. Перекантуется этот Алекс пару лет за границей, хоть мир поглядит. Не всё ж старым хрычам задницы вытирать. Языком. И непременно с радостью и воодушевлением – иначе никак!
Я уже было поднял палочку, стремясь покончить с делами как можно скорее…как вдруг поймал взгляд Януса.
Его глаза были малахитового цвета. И абсолютно пустые. Это была пустота двух чёрных дыр, у которых имеется единственная функция, единственный смысл: брать!
Всасывать. Втягивать. Глотать. И ещё с десяток синонимов.
Этот Алекс был одержим самой человеческой из всех животных страстей: он хотел всего и сразу. Сейчас!
— Что глядишь как неприкаянный? – спросил я парня, чтобы хоть что-нибудь сказать, а не стоять, пень пнём, весь в чужой крови посреди блестящего кафеля, бархата и позолоты, с палочкой наперевес перед щуплым дрожащим парнишкой.
Тут Янус удивил меня вторично. Он выпрямился, сжал кулаки и медленно внятно произнёс, глядя на своего начальника, лежащего у его ног бесчувственной грудой органики:
— Вздорный продажный старикашка. Сколько раз я мечтал сделать это!
— Познакомить голову известного политика с чем-нибудь с тяжёлым, желательно, с острыми краями? – уточнил я. – И что же тебя останавливало?
— Жить хотелось. Хорошо. Красиво. Не так, как раньше, не так, как сейчас. Я ждал.
— Чего?
— Я ждал тебя.
Я собрался с силами и использовал те навыки легилименции, которые Снейп всеми правдами и неправдами вбил в мою голову. Выражения, которые он употреблял, характеризуя оную, содержали обычный снейпов «джентльменский набор» и пару-тройку новых для меня фразеологизмов – они, кажется, были бы приятной находкой даже для привычных ко всему портовых грузчиков…
Проведя короткую инспекцию – благо парень не сопротивлялся: вряд ли он знал, как это делается, — я заключил:
— Да ты хуже вампира.
Он не понял, а пояснять я не собирался. По крайней мере, сейчас… Мне только одно необходимо было довести до его сведенья:
— Марионетки – такие как твой Лаокоон – мне не слишком нужны. А нужны мне, Янус, сторонники. С наличием каких-никаких, а мозгов. Такие, как ты, словом. А вот что нужно тебе самому, Янус?
— А ты не знаешь? – хрипло спросил он.
— Знаю, — кивок. – Я дам тебе то, что тебе нужно.
— И что взамен? – парень опять превратился в испуганно дрожащего щенка. Может быть, всё-таки «обливэйт»?..
— Взамен? – я усмехнулся. – Ничего. Знаешь, милый мой Алекс, как заставить человека следовать твоим планам? Надо просто дать ему возможность делать то, что человеку хочется. И он будет стараться. Наши цели с тобой, Алекс, совпадают – и это меня совершенно устраивает.
— Так не бывает, — сообщил парень.
— Бывает по-разному, — отозвался я, с тоской понимая, что без объяснений не обойтись. – И так – тоже. Миром, Алекс, правит голод – согласно одной из древних религий. Голод – центральная движущая сила. К примеру, ты – как один из тех вечно голодающих детей Африки. Тебе нужен хороший шмат пирога, для начала – Англия. Я хочу, чтобы ты вышел из тени нашего дорого Лаокоона и постепенно занял его место. Стал новым министром магии. Поддержка аврората в целом и Гарри Поттера в частности тебе обеспечена. Прессу подключим. Народную любовь купим.
Алекс Янус был из тех парней, перед которыми никогда не стоит вопрос «зачем?». В ответ на моё предложение он только кивнул.
— Да, называй меня Ричардом Моби, — вспомнил я. – И в частных беседах…ну и вообще, давай на «вы» что ли перейдём. Раз уж так вышло…
Так я обзавёлся новой полезной игрушкой.
— Какой ты хозяйственный, — прокомментировал мой рассказ Снейп вечером, уже после того, когда я разделал ту проститутку, у которой в глазах было небо.
— Не было в них никакого неба, Поттер, — сдержанно зарычал зельевар в ответ на мои мысли. – Она просто верила в любовь. Шлюха – верила в любовь! Ты учуял её как кобель суку в течке – не мог пройти мимо.
Принципиальное различие между хорошим и плохим парнем заключается в том, что хороший парень в ответ на пощёчину объявит обидчика отродьем Тьмы и просто-напросто уничтожит, не забыв выдать парочку прочувствованных речей о любви и сострадании, и милости к павшим, и…
Под жаркие аплодисменты восторженной публики, разумеется.
Меня же взращивали как Рыцаря Света. Я привык нести справедливость. И то, что я делал сейчас, совершалось исключительно из лучших побуждений. Можно иронизировать на этот счёт сколько угодно, но…
Но.
— Ричард Моби. Что за идиотское прозвище?
— Да так…есть фильм один смешной. Про кита. «Моби Дик» называется. А Дик – это производное от Ричард. Очередная загадка природы, которой мне никогда не разгадать: ну что может быть общего между словами «Ричард» и «Дик»?! Это то же самое, что назвать меня Калигулой, а тебя – Фунтиком.
— Твоя фантазия воистину неисчерпаема. Но почему всё-таки кит?
— Ну, есть акулы шоу-бизнеса, политики, пера… А я буду – кит-убийца, гроза семи морей! – я ещё хотел добавить про «йо-хо-хо» и бутылку рома, но постеснялся.
— Мда… — задумчиво протянул Снейп, глядя на меня всепрощающим взором всепонимающего психиатра.
Резкий крик вырвал Гарри из объятий сна. Мальчик со стоном оторвался от подушки и поплёлся к двери. По ночам люди кричат либо страстно, либо страшно, и сейчас – Гарри почему-то был в этом уверен – имел место именно второй вариант.
— Что случилось, Гарри? – со второй кровати свесилась встрёпанная голова Рона.
— Не знаю, — ворчливо отозвался мальчик, — наверное, жуть какая-нибудь.
— Почему сразу жуть? – рыжий наконец нащупал тапочки и присоединился к другу. Гарри обрадовался: ему совершенно не хотелось выяснять, что же всё-таки произошло, одному.
— Поговорка такая есть, — вздохнул герой магического мира, принимая низкий старт, — паршивая такая поговорка: «Беда не приходит одна», может, слышал?
— Слышал, — нехотя признал Уизли, открывая дверь. – Ты такой пессимист…
Гарри хмыкнул:
— Судьбу искушаешь, дружище? Я так тебе говорил за пару секунд до встречи со страшным, жутким, противным боггартом – помнишь? Интересно, что на сей раз?
— Понятия не имею, — отозвался Рон, рыся по коридору. — Где кричали?
— Наверху. Наверху кричали, — отрывисто ответил Гарри.
— Голос был женский.
— Угу, — согласился Гарри, взбегая вслед за другом по лестнице, — визгливый.
— Значит, это она.
— Она.
Тяжело дыша, парни остановились перед дверью.
— Приоткрытой дверью, — хрипло поправил себя Гарри.
— Гарри? Рон? Что случилось? – рядом с ними материализовались близнецы.
— Фред? Джордж? Гарри, Рон! Что произошло? Кто кричал? – вот и миссис Уизли, спотыкаясь, поднялась по лестнице, легка на подхвате.
— Это просто вопрос дня, — буркнул Рон, — вернее, ночи…
— Ну что, заходим? – предложил Фред. Или это был Джордж.
Его близнец решительно толкнул дверь, за которой обнаружилось распластавшееся по кремовому ковру тело. В свете стареющей луны рыжие пряди, набухшие тёплой ещё кровью, казались чёрными щупальцами.
Гарри прошёл вперёд и отработанным движением – будь прокляты чёртовы сны! – коснулся шеи Лилы, проверяя пульс.
…Которого не было.
— А знаете, — как-то невпопад сказал один из близнецов, — Снейп сегодня ночует в доме.
*Стратиговна
(Древнерусская литература до VII века не описывает любовных переживаний и как будто не знает слова «любовь». Она рассказывает либо о греховной «блудной страсти», либо о добродетельном христианском браке (например, в «Повести о Петре и Февронии»; впрочем, на это произведение есть и другие точки зрения). Была переведена, и то прозой, лишь одна византийская поэма – «Дигенис Акрит», рассказывающая о подвигах богатыря Дигениса, добивающегося брака с красавицей Стратиговной (перевод получил название «Девгениево деяние», — из – чур не ржать!!^^ – «Энциклопедии для детей «Аванта плюс». Литература»))
**я действительно не могла удержаться:
Тамошняя Лила (по тексту рассыпаны её очаровательные реплики) покорила меня окончательно и бесповоротно.
Вот кусок, если кому влом:
«В школе, в которой Гарри с Дадли раньше учились с 1-го по 3-ий. Там была принцесса школы. Она единственная поддерживала Гарри в трудные минуты. Она плела косы и носила оранжевый сарафан. Сейчас эта девочка сидела на кухни. Как только он ее увидел, Гарри сразу ее узнал. Это была Лила Брауч. У нее были бардовые, прямые волосы, фиолетовые глаза. Кожа была древесного оттенка. У нее была красивое лицо и правильные пропорции в талии. Она была похожа на Клаудию Шиффер в молодости. Она только Гарри в 3-ем классе отдавала предпочтение. На Лиле была красная юбка в оборках. В носу пирсинг и разбитая губа. На ней были красные сапоги и топ сверху. Она была прекрасна, как и раньше.
Отец воспитывал два года Лилу. И когда ей исполнилось два, он нарисовал ей защитный знак и подарил бессмертие. Ключ к бессмертию скрывался в трех камнях. Первый – зеленый, второй – белый и последний – красный. Она получила первый при рождение. Он был у нее на носу. Второй был у Малфоев и третий у Волан де Морта. Отец все хорошо зашифровал. Можно было изготовить столько эликсиров жизни, сколько хочется, но бессмертие получал только меченный. Лила, была меченная. В два, ее отец, отдал ее в дом ребенка. (Стиль, орфография и пунктуация автора сохранены, как говориться…)».
(как говорится, йа рыдалЪ. Кстати, всё принадлежит тому, кому принадлежит)
***инверсия. (это точно так называется? Что-то у меня моск клинит…о.О. ) (а чёрт его знает. Давай у читателей спросим))
**** И что это за школа вообще – Дас Толвитигэ Миершвайн?!
(Хмм…Это переводится как «бешеная морская свинка». По намётке Promt’a). Типа «наш ответ «Хогвартсу». «Хогвартс» переводится как «вепрь».
Комментариев нет