Часть II, глава 4
Варнинг: пока не бечено.
Глава 4, в которой экшена тоже не будет.
А будет суета. Которая «суёт».
Первый учебный день…
Первый. Всего лишь первый. Если они все такими будут, то Гарри сиганёт с верхушки Астрономической башни – так он решил, сидя на лекции у Бинса, на задней парте, вместе с Роном. Гермиона предпочла занять место прямо перед носом у надсадно кашляющего призрака («Интересно, может приведение заболеть чем-то вроде гриппа и потерять голос? – размечтался Гарри. – Желательно, насовсем»), и ничто не мешало Рону достать из кармана колоду новеньких «Магических Невидимых Карт – Играй САМ, РАЗЫГРАЙ Учителя», последнего изобретения неугомонных близнецов. «В покер», — прошипел рыжий. Гарри кивнул и поморщился: именно в этот момент Бинс выдал что-то вроде: «Число хопгоблинов росло в геометрической про-кхм-кхм-кхм…до 1899го-гха-гха!..после чего дифференциация абстинентного генеза соста-грхм!!… 15%…кхха-ха!.. но мы обязаны иметь в…р-кхе!.. что…кхе, на чём это я…словом, от общей стоимости их замка в Шотландии». У Гарри буквально глаза на лоб полезли, и уши заколыхались на ветру – Бинс был неподражаем, а спич его…поистине звёздным, да. А каким ещё? Понятное дело, что не для простых смертных…
— Профессор Бинс, а не могли бы вы повторить…то, что вы говорили на протяжении последних десяти минут…только без эээ…цезур? – робко заикнулась Гермиона, ухитрившись влезть со своим оригинальным предложением между двумя приступами профессорского кашля.
— Кхе-кхе… Простите, мисс Грейнджер? – безмерно удивился призрак.
Гарри поймал взгляд подруги и скорчил зверскую физиономию. «Не нарывайся, — думал юноша. – Оно тебе надо? Он же псих. Псих-призрак. Ненормальный. Нормальные призраки не болеют – ничем! А он – ненормальный. Угораздило же его…нас…и Дамблдора».
— Да нет, ничего… — с несчастным видом отозвалась Гермиона. – Можете про год повторить? В смысле… Я хочу сказать, не могли бы вы…
— Он был високосный, мисс Грейнджер, — отрезал Бинс и вновь заблеял что-то про вампиров, истребителей вампиров, войны вампиров и скорбный, чёрный день, когда Последний-из-Вампиров, некто Рейлих из клана Восточных Резцов почил с миром, упокоенный презренным Гилдероем, охотником за головами. Какая трагическая потеря, что за прихотливая игра случая, подумать только!.. Несмываемое пятно на репутации магического сообщества: не уследили, не сберегли… Бинс восторженно отхаркивал даты, плевался фактами, завывал, как северный ветер – и всё это под аккомпанемент настойчивого, оглушительного «Гха-гха!!», которым он сопровождал каждую свою реплику.
Гарри казалось, что он сходит с ума.
К тому же мерзавец Рон всё время выигрывал. Если Гарри гордо потрясал «стритом» (пять карт разной масти, но выстроенных по порядку), то у Рона непременно оказывался «флеш» (любые пять карт одной масти). Или «стрит-флеш» (любая последовательность из пяти карт одной масти). Или – вот чёртов жулик! — «флеш-рояль» (лучшая комбинация в покере: туз, король, дама, валет и десятка одной масти). Максимум, что Гарри мог противопоставить ему, это каре (четыре карты одного достоинства) или фул-хаус (тройка и пара одной масти). Соответственно, всевкусные драже «Берти-Боттс» целеустремлённо перекочевали из гарриных карманов в загребущие руки рыжего. К тому же магические карты исчезали и появлялись очень некстати: иногда приходилось выжидать несколько минут, чтобы увидеть наконец-то прикуп или собственные хоул-карты. Ах да, надо ещё сказать, что Гарри довольно смутно помнил (да и правильно – как можно помнить то, чего отродясь не знал?) все эти названия и термины, да и в правилах был не слишком силён…
Когда все конфетки, случайно завалявшийся в кармане брюк серебряный сикль и оставшийся после завтрака пирожок с повидлом сменили владельца, Рон предложил играть на желания. Гарри только-только открыл рот, чтобы согласиться, как вдруг карты вспыхнули у него в руках синим пламенем, юноша заорал и попытался их выкинуть – куда-нибудь. Разве виноват он, что профессор Бинс как раз пролетал мимо и пресловутое «куда-нибудь» пришлось ему прямо в прозрачный лоб?..
— Агха! – булькнул призрак. – Покушение на преподавателя! Вы сейчас же отправляетесь к своему декану, молодой человек!
Класс оживился, дремавший над своей девственно чистой тетрадью Малфой попытался изобразить сочувственную улыбку (ни черта у него, конечно, не вышло), Гермиона зафыркала, как недовольная кошка, Кребб и Гойл ничего не поняли, а все остальные либо прыснули в кулак (гриффиндорцы), либо заржали в голос (слизеринцы).
— Чёрт, Гарри, — шепнул Рон. – Представляешь, эти карты, они, кажется, перегрелись…
Герой магического мира с тоской уставился на новообретённые ожоги. И угораздило же его сдавать – именно тогда, когда «им» случилось «перегреться»…
Гарри пришлось пережить несколько неприятных минут: сначала в кабинете у МакГонагалл, затем – в больничном крыле, куда его направила обеспокоенная преподавательница, а после – в коридоре, где его выловила опять-таки декан Гриффиндора. Выловила как раз в тот момент, когда Гарри решил, что легко отделался. Не тут-то было: профессор трансфигурации засыпала его вопросами: «Как ваше самочувствие?» («Отлично, мэм»), «Мистер Поттер, о чём вы думали, когда…» («Ммм»), «Вы что, действительно намеревались…» («Да это случайно вышло!»), «Десять баллов с Гриффиндора!» («Да он же призрак, что ему сделается-то…»), «И ещё пять за неподобающее…» («Извините, профессор!»), «Отправляйтесь на урок, мистер Поттер» («Да, мэм»), «О том, как будет проходить ваше взыскание, вы узнаете позднее», — вслед стремительно удаляющейся поттеровской спине.
«Рутина, — тоскливо думал Гарри, отделавшись от МакГонагалл. – Ру-ти-на! Нет, она действительно считает, что сообщила мне что-то новое?.. Как это…претенциозно с её стороны. Не то, чтобы я имел что-то против неё, но… Глупость какая! У нас тут война идёт, люди погибают, а она…она баллы, видите ли, снимает! Взыскания назначает, ха! Мерлин, да плевал я на ваши баллы…просто плевал, и всё! И на взыскания тоже… Какая разница, на самом деле».
За подобными размышлениями Гарри провёл около получаса – сам не заметил, как время пролетело.
На занятие по Чарам он опоздал.
Крошечный профессор Флитвик прервался на полуслове, когда дверь в аудиторию распахнулась и взмыленный Гарри Поттер ввалился внутрь.
— Мистер По…
— Простите, профессор! Я был в больничном крыле. Понимаете, ожоги. Вот, — Гарри продемонстрировал перевязанные кисти рук. – А потом встретил профессора МакГонагалл, и она сказала, чтобы я шёл на урок…
— Понимаю, мистер Поттер, — мило улыбнулся Флитвик. – Профессор МакГонагалл была здесь около двадцати минут назад и справлялась о вашем местонахождении.
— А… — тупо сказал Гарри. – Понимаете, мне снова стало больно. И я пошёл к мадам Помфри. А потом жечь перестало, и я подумал, что, наверное, так и надо, а потом решил, что вы рассердитесь, если я…
— Понимаю, мистер Поттер, — повторил Флитвик. – Отправляйтесь-ка вы обратно в больничное крыло. Чары рассеивания разучите в другой раз, на отработке.
— Да, сэр, — устало вздохнул Гарри и вышел вон. Мычать, блеять и придумывать дурацкие оправдания юноше изрядно надоело, и он даже был рад, что всё так закончилось.
«Пойду к озеру, поздороваюсь с гигантским кальмаром», — решил Гарри.
Юноша как раз собирался осуществить своё намеренье, но ему опять помешали: задумавшись, Гарри налетел на высокого тощего человека, который шипел прямо как профессор Снейп.
— П-простите, — пробормотал Гарри, соображая, что перед ним как раз и находится профессор Снейп.
— Поттер! – рявкнул зельевар.
«Яволь, майн фюрер!» — мрачно съязвил про себя Гарри. Хорошо хоть честь отдавать не стал.
— Мистер Поттер, я к вам обращаюсь!
— Да, сэр. Извините, сэр, — отозвался Гарри, увлечённо разглядывая доспехи рыцаря. На щите красовался герб школы: символы всех четырёх факультетов.
— Почему вы шляетесь по коридорам, вместо того, чтобы протирать свои штаны на лекции?
«Интересная постановка вопроса. Штаны протирать… А как же мой недюжинный ум? Я же могу его…ну, упражнять, а не только штаны…эх. Протирать»
— Потому что я иду…
— Куда?
— Я иду…
— Извольте смотреть на меня, мистер Поттер! Что за внезапный интерес к геральдике?
«Какой у него ГОЛОС…»
Гарри оторвался от вдумчивого лицезрения хогвартского герба и осторожно взглянул на Снейпа. Юноша очень надеялся, что зельевар не прочтёт в глазах своего ученика энтузиазм жадного до ласки обиженного щенка.
— Я иду… По идее, я должен был идти в больничное крыло, но мне надоело там торчать, так что я решил отправиться к озеру, — сообщил Гарри. В кои-то веки правду сказал. Однако злобный профессор этого не оценил:
— Десять баллов с Гриффиндора, мистер Поттер! – рявкнул Снейп, мрачно глядя на перебинтованные руки юноши. – И вы немедленно проследуете в это ваше больничное крыло. Мадам Помфри уже успела соскучиться по своему постоянному клиенту, не так ли?
«За что?» — уныло подумал Гарри. Но вслух интересоваться не стал. В самом деле, глупый вопрос. Снейпу только дай повод…впрочем, можно и не давать: такой придёт и сам возьмёт что захочет, он не гордый. Целеустремлённый он. Страшный и мерзкий. Такой…отвратительный. И отвратительно желанный. Одним словом, Снейп. Противоречивая персона.
— Да, сэр, — вяло согласился Гарри, глядя Снейпу в глаза.
«Опытным путём мы выяснили, что мысли мои вы читать не можете…то есть, не всегда можете. Или можете, но не всегда? Не знаю, как правильно сказать. В любом случае, к мадам Помфри я не пойду. Переживёт она как-нибудь без меня этот серый предобеденный час, никуда не денется. А с вами…с вами я буду добрый и спокойный – не подкопаешься. Буду благожелательно-отстранённым. Буду…со всем соглашаться. Да…чёрт возьми! Я вас затрахаю, майн фюрер, своим «яволем»!»
Зельевар ответил сумрачным взором:
— Рискните, Поттер.
Гарри поперхнулся.
— Пожалуй, я вас провожу, — решил Снейп. Слова у зельевара с делом не расходились, так что уже через пару секунд Гарри бежал по коридорам за своим учителем и с удивлением слушал снейповы откровения:
— Вы действительно можете закрывать от меня своё сознание, Поттер. Но никто не запрещает вам делиться со мной мыслями – теми, которыми вы хотите поделиться. Даже если вам кажется, что вы не хотите. Улавливаете, Поттер? Абстрактное намерение что-то утаить ничто перед детским желанием приоткрыть свои постыдные тайны – по крайней мере, когда дело касается такого безответственного молодого человека, как вы. Поттер, вы не смеете сказать вслух это ваше «яволь», потому как знаете, что я этого не потерплю. Но обратиться ко мне про себя вам ничто не мешает. Вы и обращаетесь – про себя – какой с меня спрос, думаете вы. А я вам скажу, какой, Поттер. Потворствуя своим стремлениям, вы ставите под удар не только себя, но и дело, Организацию. Вы это понимаете?
«Всё-таки вас тянет на глобализм, профессор», – демонстративно подумал Гарри.
— Да, сэр.
— Восхитительно, — скучающим голосом протянул Снейп. – Дальше сами дорогу найдёте?
— Непременно.
Снейп хмыкнул и отправился по своим делам – даже не пригрозил на прощание страшными карами, которые ожидают непутёвого ученика, буде тот продолжит порочную практику исследования коридоров в учебное время.
— Мадам Помфри, — позвал Гарри, добравшись, наконец, до того места, куда его все так усиленно посылали. – Здрасьте. А я…к вам.
— Мистер Поттер! С вами опять что-то случилось? – обеспокоилась колдомедик.
— Да нет…я…помочь? Можно? До обеда. Пока занятия не кончатся…
— Ну проходите… — неуверенно откликнулась фельдшерица.
***
Вечером Гарри полез к Снейпу в спальню.
Строго говоря, это был не совсем он, шестнадцатилетний юнец, попавший в жернова, перемалывающие отдельные человеческие судьбы в некую всеобщую Историю, гремучую смесь, в которой причины переплетаются со следствиями так, что одно не отделить от другого, – однако факт остаётся фактом: Гарри, повинуясь желанию своего двойника, вломился в спальню преподавателя со вполне определёнными намереньями. Чаша была переполнена. Пе-ре-пол-не-на! Он сошёл с ума? Пусть. Он не ведает, что творит, идёт на поводу у своего безумия? Да, да. И с радостью идёт, с вожделением. Гарри устал сомневаться. Просто устал. И слову, о чаше. В той, другой жизни, Снейп сказал как-то: «Раз уж Чашу мимо не пронесут, молись, не молись, но не пронесут – так нужно испить её до дна и будь что будет». И ещё одно Снейпово высказывание прозвучало, на сей раз по другому поводу: «Если ничего не можешь сделать, то просто расслабься и получай удовольствие от происходящего». Гарри тогда ещё пошутил, что этот совет, конечно, очень пригодится жертвам изнасилования. Да…отличное было время. То есть, всё это было, разумеется, отвратительно, отвратительно и ещё раз отвратительно, но, по крайней мере, у него всегда была возможность поговорить со Снейпом – ну, и не только поговорить. Стоило ли оно того?
«Орёл» — да.
«Решка» — нет.
Гарри подкинул вверх золотой галеон; монета взвилась к потолку…
В прошлый раз Снейп заставил её упасть на ребро. Снейп ненавидел полагаться на кого-либо, пусть даже в роли загадочного советчика выступала сама судьба.
Монета упала на пушистый ковёр. В гостиной никого не было: ученики предпочли скучной беззвёздной ночи свидание со своими кроватями с четырьмя столбиками под уютными пологами. На миг Гарри позавидовал их участи – ох тоже хотел всё бросить, просто забыть обо всём и спокойно спать…
Но это означало…проиграть?
Не Волдеморту. Себе.
Орёл или решка? Идти или не идти?
Если он пойдёт…
Это будет признание.
Он распишется в том, что является тем самым Ненормальным-Мальчиком-С-Обложки – не потому что попытается залезть в постель к мужчине, человеку намного старше себя, к тому же преподавателю, а потому что…
Потому что позволит ТОМУ взять верх.
Тот трепетал в предвкушении: некуда тебе деваться, сдайся, сдайся по-хорошему…
Тот. Он. Гарри. Всё ещё Гарри.
Тот самый Гарри Поттер.
И он, Гарри, был всем этим…
«- Гм. Ты просто должен знать, что ритуал нигде, кроме как в лесу мы провести не сможем, — снисходительно пояснил Снейп (раньше у него не было привычки к подобной манере выражаться. Говоря по совести, раньше он бы проехался по сомнительному наличию мозгов в моей черепной коробке, я бы обиделся и швырнул в него чем-нибудь – табуреткой или «круцио», не суть важно, – и понеслось… В какой-то момент – истекая кровью после очередных «выяснения отношений» — мы поняли, что зашли в тупик. И что надо меняться. Уж как-нибудь. Чтоб без «окровавленных киев в заднице» и прочих милых вещиц. Тогда-то у Сева появилась эта отвратительная привычка говорить со мной как с нашкодившим кутёнком, когда мне случится сказать глупость, а я…я стал сдержаннее. И вместо «круцио» теперь использую ватноножное проклятие. Не так уж и часто мне приходится это делать – тут надо отдать Севу должное)».
Тот разговор… другие разговоры. Его поступки. ЕГО поступки.
Но ведь – но ведь не было никакого «его»! Была жизнь, которую он, Гарри, похерил. И была судьба, которая дала ему второй шанс. Обычно она этого не делает, но вот – расщедрилась. Полагается благодарно воспользоваться невиданным подарком, а не сидеть, всматриваясь в пол, пытаясь различить монетку (куда же он задевал свои очки?) и отрицая очевидное.
О, да он просто мастер подобного рода отрицаний. Ему уроки нужно давать.
Орёл или решка?
Гарри вдруг почувствовал желание съесть свою голову. Он идиот. Нет, конечно, новостью это не было, но хочется ведь всё-таки надеяться, что со временем люди меняются.
Увы: не меняются.
Итак, что Гарри совершил с тех пор как изменился – или, вернее, обрёл себя, или даже…
«Что же я хочу сказать, Сев? Ты бы, конечно, нашёл верные слова, ты всегда их находишь, хоть мне и кажется, что таких просто не существует, не придумали их пока за ненадобностью».
Ещё раз, что Гарри сделал с тех пор, как дядя Вернон швырнул в него редкой антикварной вазой:
— Нашёл кинжал непонятного назначения, сыгравший некую роль в прошлой гарриной жизни;
— Спас Люпина;
— Довёл процесс спасения Люпина чуть ли не до абсурда, всё равно что убив его;
— Стал свидетелем весьма странной смерти рыжеволосого чудовища;
— Отрицал очевидные вещи и клялся, частично в шутку, частично и всерьёз, посадить Снейпа в Азкабан на долгие годы («Посадить? Снейпа?? На долгие годы??? Только при условии, что я окажусь в соседней камере в компании с крепким ломиком»);
— Помирился с Малфоем («Это было, вероятно, временно помутнение рассудка – оно-то и сыграло со мной злую шутку»);
— Сбежал из дома, чтобы загрузиться до такой степени, когда хочется не уничтожить Волдеморта, а подбросить ему в суп дохлую миссис Норрис и посмотреть, что будет;
— Мечтал, мечтал и ещё раз мечтал о своём учителе Зелий;
— И ничего не делал;
— Никаких шагов в направлении Великой Страсти;
— И ещё, разумеется, оставался мир, который непременно требовалось спасти.
Иными словами, он потерял чёртову прорву времени – и совершенно зря.
— Ну, ты ведь можешь хотя бы постараться исправить часть своих ошибок? – спросил Гарри у учебника по Чарам.
Учебник загадочно промолчал.
Планы свои по совращению отдельно взятого зельевара Гарри, надо сказать, не выполнил – его неуёмное любопытство проснулось как всегда в самый неподходящий момент…
Пробраться в комнаты Снейпа не составило большого труда. Пароль Гарри знал. Вернее, он знал пароли, которые предпочитает зельевар – успел наслушаться за годы совместной жизни (всё-таки, это до сих пор звучит немного дико) – потому оттарабанил перед дверью с десяток латинских фраз; одна из них и оказалась искомым шифром.
К огромному удивлению Гарри Снейп не дожидался незваных визитёров с любовной лирикой Бёрнса наизготовку и розой в зубах и даже, на худой конец, не почивал мирно в своей постели, а шлялся где-то в ночи. Герой-И-Угроза-Для-Магического-Мира бдительно проверил все комнаты и даже заглянул в шкаф: никого.
«Вот ведь…» — подумал Гарри и решил оглядеться повнимательнее, побродить там и тут – раз уж выпала такая уникальная возможность наследить если не в душе зельевара, так хоть в его «квартирке».
Первым делом Гарри отправился в спальню и лихо вскочил на двуспальную кровать. Матрас был отменно мягким и прыгучим, пружины чуть слышно скрипнули…ох. Нет, лучше уж уйти: кровать Снейпа на него влияет как-то…стоп, как вообще кровать может на что-то там влиять?.. Вот именно. А если влияет, то это уже перебор. Ведь под ним только кровать. А он сейчас же уберётся отсюда…к примеру, в кабинет. Да, именно так.
Верный своему решению, Гарри направился в означенное помещение – и не пожалел. В дальнем углу комнаты стоял мыслеслив. Больше ничего интересного там не наблюдалось: секретные документы отсутствовали, портреты молчали, банки с зельями были все сплошь непрозрачные и неподписанные.
«Нет», — подумал Гарри.
«Да ни в коем случае», — подумал Гарри.
«Я – Не – Буду – Этого – Делать», — подумал Гарри.
Впрочем, мысли его абсолютно не соответствовали поступкам, и через несколько минут любитель нарушать территориальные границы погрузился в неописуемые глубины чужих воспоминаний.
***
Когда туманная дымка рассеялась, Гарри увидел кабинет директора.
В одном углу комнаты стоял Дамблдор, в другом – Снейп, совсем молодой, почти подросток.
— Нам нужен герой.
— Что? – переспросил зельевар – был ли он уже тогда зельеваром или ещё даже школу не закончил? Когда дело касается Снейпа, ничего нельзя сказать наверняка…
— Герой. Нам нужен человек, который сплотит силы Света под знамёнами Добра.
— И чем кандидатура светлейшего мага тысячелетия не устраивает пресловутые силы Света? – эта реплика была наполнена сарказмом…и ещё чем-то. Гарри не понял, чем. Возможно, неуверенностью?
— Светлейший – не значит чистый. Может быть, отмытый добела. Вычищенный. Выхолощенный. Но не чистый.
— А нам, значит, необходим именно чистый? Изначально чистый?
— …И невинный, — улыбаясь, добавил Дамблдор.
Снейп его энтузиазм не разделял.
— И кого вы рассматриваете в качестве кандидата на пушечное мясо?
Директор задумчиво покачал головой: мол, ну зачем так сразу? Свои же люди…
— Северус… Мне тут на днях должны сделать одно забавное пророчество…
Значит, события этого воспоминания происходили ещё до смерти Джеймса и Лили, сообразил Гарри.
— Да?
— Я хочу, чтобы Том знал содержание этого пророчества.
«ЧТО?»
— Вот как, — произнёс Снейп без особого восторга в голосе.
— Я хочу, чтобы ты передал его Тому при любых обстоятельствах. Что бы ты там не услышал, — уточнил директор.
— Предполагаю, что мне не понравится услышанное, — сквозь зубы процедил Снейп.
— Несомненно, — ласковая улыбка.
«Нет… — подумал Гарри. – Не надо…так. Чёрт. Я ведь знаю, чем всё это закончится. Чёрт. Чёрт. Нет».
Зельевар сделал попытку прояснить обстановку:
— Но, Дамблдор, скажите хотя бы, кем окажется эта несчастная Светлая марионетка? Я должен знать…
— Таковых двое. Я, видишь ли, всегда ратовал за свободу выбора.
Саркастичная усмешка, лишённая, впрочем, былого – или, скорее, грядущего – яда:
— О да. Я почувствовал это на собственной шкуре. И всё же – кто эти люди?
— Ты узнаешь, Северус. В своё время ты узнаешь всё.
— Дамблдор…
— Нам нужен герой, Северус. И у нас БУДЕТ герой.
«Не может этого быть… Хотя…странно, что я не удивлён. Разозлён, конечно, и здорово обижен – но не удивлён».
— А его?.. – начал было Снейп, но осёкся.
— Чувства? Это ты хотел спросить? Видишь ли, мой мальчик… — Дамблдор явно оседлал любимого конька: поправил очки, приосанился и начал объяснять: — Жизнь одного человека, жизнь ребёнка – ничто перед жизнями общности, народа, нации. Сейчас началась крупная игра – и настало время разменивать карты.
— Вы вообще понимаете, что сейчас говорите, Дамблдор? — пробормотал Снейп; его голос дрогнул. – Вы понимаете, что вы…
— Ты считаешь, что я неправ? – ровно спросил директор.
— Я не…
— Если ты считаешь, что я не прав, предложи другой выход, Северус, — сказал Дамблдор; его очки-полумесяцы блеснули.
— Но я…
— Северус, знаешь как называется то, что ты сейчас делаешь?
— Как? – сдался Снейп.
— Фарисейство добротой. Фарисейство, мой мальчик, — это смертный грех; по крайней мере, так полагают маглы. Кому знать, как ни тебе?
Снейп заставил себя ухмыльнуться:
— Совершенно верно, директор. Кому, как ни мне.
— Не нужно этого, Северус. Не нужно. Я не пытаюсь тебя оскорбить. Я не пытаюсь сделать жизнь этого – пока безымянного – ребёнка невыносимой, дать ему щит и меч и сказать: иди и умри за нас. Я не бессердечное чудовище, не бесчувственный тиран. Однако так вышло, что именно я сейчас принимаю решения. Не скрою, я хотел этого; я был молод, а молодость, Северус, молодость, как сказал классик, – это возмездие. Власть – это всё, что мне надо, думал я в двадцать лет. Власть, которая дарует силу, не просто какую-то гипотетическую возможность действия, но личную мощь, а от личной мощи до личного бессмертия – один шаг; так считал я, так считал Геллерт. И это правда, но не вся – лишь жалкая часть того знания, ради обретения которого я едва не пожертвовал своей душой.
— Я вас не понима…
— Но это же очень просто, Северус. Я хотел того, что прямо противоположно счастью и гармонии, и ради этого я отдал жизни дорогих мне людей. И если бы только их… Я до сих пор вынужден расплачиваться за эту ошибку. Но в то же время я… Не сожалею. Ничуть. Нет ничего более правильного, естественного и ЛЁГКОГО, нежели следовать своей природе, и в этом смысле я прекрасно организовал своё бытиё. У меня есть власть – всегда была, потому что я был рождён именно для этого: противостоять сначала Геллерту, а затем Тому, в первом случае непосредственно, во втором опосредованно, и последнее, признаюсь, оказалось для меня почти невыполнимой задачей. Я привык быть в авангарде, привык быть фаворитом, на которого все ставят немыслимые суммы и который оправдывает своё звание – всегда. Однако мы не в силах изменить правила игры. Ты, мальчик мой, со своим логическим складом ума, склонным к дедукции, не можешь не понимать, что так было, есть и будет: Учитель и его два Ученика, две противоположности, суть одно, чья борьба предполагает развитие мира – и ни я, ни не способны этому помешать.
Дамблдор замолчал, Снейп достал сигарету из кармана, посмотрел на неё, спрятал обратно; какое-то время комната была погружена в тишину.
— Мне хочется сказать, что вы несёте ахинею, — наконец устало произнёс Снейп. – Но вы, кажется, правы…
— Позволь мне рассказать тебе кое-что, — задумчиво сказал Дамблдор. – Всего лишь небольшой экскурс в историю и мифологию. В близнечных мифах ирокезов и гуронов существуют две первозданные силы: Иоскеха – создатель солнца и всего полезного на земле, и его брат-близнец Тавискарон – создатель скал, вредных животных, шипов и колючек, он вызвал первое землетрясение. Тавискарон во всём противодействует брату, однако родились они от одного живого первовещества. Есть множество подобных близнечных мифов у разных народов мира… Впрочем, ты можешь возразить, что мы имеем дело отнюдь не с близнецами, что ж, изволь: в германо-скандинавской мифологии противопоставлены Один и Локки (некоторые источники называют Локки сыном Одина, но это более поздняя версия), обоих родил Бор; мифология индейцев центральной Америки рисует нам впечатляющую картину борьбы Кецалькоатля и Уицилопочтли (оба – сыновья Тонакатекутли); христианскую традицию и не берусь трогать – здесь ты можешь сказать поболее моего…
— Вы забыли упомянуть о небольшом несоответствии. Вы ему не отец. И тот, другой, наверняка не имеет к вам никакого отношения, – не выдержал Снейп.
— Северус, — задумчиво сказал Дамблдор, — скажи мне, будь добр: где отец Тома?
— Он… — Снейп осёкся. — Мертв.
— Где он был, когда мальчик рос?
— Его…его не было рядом с ним. Он… Дьявол всё побери, этот парень давным-давно уже жариться в аду!
— Именно. Его не было рядом с Томом, Северус.
— Зато рядом с Томом были вы.
— Зато рядом с Томом был я, — подтвердил Дамблдор. — Я был Тому вместо отца, выполнял функции отца. Выступал в ипостаси Учителя – и не только школьных предметов.
— Ваша преподавательская деятельность дала потрясающие результаты.
— Несмотря на тон твоего высказывания, я вынужден с тобой согласиться, мой мальчик. Но теперь всё будет по-другому. С новым Учеником я не повторю прежних ошибок.
— Верно. ЕМУ придётся исправлять ВАШИ ошибки.
— ЕМУ, как и мне, и тебе, и всем остальным придётся следовать своему предназначению. Потому что мы движемся по спирали, и история повторяется.
— Подождите секунду… У вас с Гриндевальдом тоже был общий Учитель?
— Разумеется, Северус, — лукавая улыбка. – Разумеется.
— Слушайте, всё это просто притянуто за уши. Вы берёте факты и буквально запихиваете их в свою стройную теорию – и теория эта разбухает, становится смехотворной, нелепой…
Дамблдор покачал головой.
— Ах, дьявол вас побери, будь всё проклято! – вскипел Снейп и выскочил из кабинета. Комната, в которой находился Гарри, немедленно погрузилась в светлую мглу.
— Ну? Узнал, что хотел?
Гарри обернулся. Рядом с ним, скрестив руки на груди, стоял Снейп, заматеревший и жёсткий, совершенно не напоминающий того робкого подростка, который пытался вникнуть в хитроумные планы Дамблдора пятнадцать лет назад, находясь в том самом кабинете, охраняемом бдительной статуей горгульи, где Гарри провёл столько восхитительных часов.
— Узнал. – Губы Гарри искривила хищная усмешка.
— Те сны…они не прошли для тебя даром, верно?
— Да. Я до сих пор не знаю, где кончаюсь собственно я и начинается кто-то другой. Но именно благодаря такому положению вещей я не бьюсь сейчас на полу в истерике и не причитаю о вселенской несправедливости, хотя мог бы, хотел, должен был.
— Да. Должен был, — подтвердил Снейп.
Его собеседник был взбешён и раздосадован. И, кажется, уже всё для себя решил.
— Северуссссс, — протянул Гарри. – Я соскучился…
— Поттер. Выслушай меня. Ты сейчас подобен канатоходцу, балансирующему над пропастью и уверенному в собственном всемогуществе: как же, ему подчинена воздушная стихия. Однако ты не должен позволить этому обманчивому впечатлению диктовать тебе свою волю. Ты – не – должен – потерять – равновесие. Ты не можешь позволить себе перевалить за край – ни за какой!
— А то будет – что?
— А то будет – кровавые оргии в квартирах у проституток, голоса древних богов в твоей голове и драматическая гибель в финале.
— Значит, мы оба умерли? – уточнил Гарри.
— Как будто ты не помнишь.
— Только начало и конец, Северуссссс. Почему-то в первый раз я смотрел этот мультик в ускоренной перемотке и запомнил лишь многочисленные сцены пьяных драк и нашу смерть от рук Драко Малфоя, а потом неведомый кинооператор, вероятно, почуяв свою неправоту, стал показывать мне этот фильм медленно и печально, очень детально и красочно. Даже чересчур! Можешь это объяснить?
— Могу, — пожал плечами Снейп. – Примерно за два часа до своей смерти мы прочитали одно хитрое заклятие, которое должно было отослать наши воспоминания нам самим, только не в пространстве, а во времени – на восемь лет назад. Первый блин оказался комом: воспоминаний оказалось СЛИШКОМ много, мы тамошние чуть было не сошли с ума, а наши двойники здесь – и подавно. Поэтому пришлось посылать воспоминания маленькими порциями…
— Ты хочешь сказать, что последние два часа своей жизни мы бандероли отправляли? – рассмеялся Гарри и полез к Снейпу целоваться. – Вместо того, чтобы жарко любить друг друга – напоследок? Какая недальновидность…
Зельевар его поползновения пресёк на корню, ухватив за воротник рубашки и вытащив из мыслеслива. Когда мир наконец-то перестал кружиться вокруг Гарри бессмысленным вихрем разноцветных конфетти, и герой рухнул в ближайшее кресло, Снейп спросил:
— Я так понимаю, последние бандероли так и пылятся «до востребования»?
— Ну типа того, — лениво согласился Гарри, наблюдая, как зельевар усаживает свою дражайшую персону в соседнее кресло и демонстрирует орлиный профиль, хоть на монетах чекань, не чета каким-то нелепым Поттерам!
— В ближайшее время воспоминания найдут дорогу к твоему сознанию – и никакие сонные зелья тут не помогут. Тебе всё же придётся насладиться собственным феерическим бенефисом.
— А что, я сильно бузил, да? – оживился Гарри.
— Увидишь, — буркнул Снейп. – Теперь поговорим о том, что ты сегодня узнал…
— А чего тут говорить-то? – перебил его Гарри. – И так всё понятно.
— Но…
— Нет, молчи. Что ты всё о мелочах каких-то, размусоливаешь тут… Знаешь, зачем я сюда пришёл?
— Догадываюсь, — хмыкнул Снейп.
— И что? Ты меня не хочешь?
— Не хочу.
— Дааа?? Может, проверим? – Рывок, и герой магического мира ловко оседлал колени зельевара, довольно жмурясь, как сытый кот. – А говорил – не хочешь…
Снейп спихнул его на пол.
— Ты не понимаешь…
— В самом деле?
— Ты студент! Тебе шестнадцать лет! У тебя раздвоение личности сиречь шизофрения!!
— На себя посмотри, — буркнул Гарри. – Если что, срок в психушке мотать будем вместе. И перестукиваться. Через стеночку. Рон мне апельсины будет носить, а Гермиона – книжки, тебе, естественно…
— Среди всех тех глупостей, которые ты говорил и ещё скажешь, эта занимает почётное второе место, — пробормотал Снейп.
— Я так понимаю, что почётное первое место занимают признания в любви, — равнодушно заметил Гарри.
— Послушай…
— Назови мне причину.
— Я опасаюсь, что наша связь подтолкнёт тебя к безумию.
Гарри поднял брови.
— Понятно.
— И ты окончательно потеряешься в себе.
— Великолепно.
— И кончишь, как тот, другой, — похоже, Снейп исчерпал свои аргументы и теперь выжидающе смотрел на Гарри.
— О. Целая философская база у тебя подведена под это дело. Нет бы, как все нормальные люди, выдать что-то типа: «Ах, у меня голова болит, я сегодня не могу…» Ладно, это всё шняга. Скажи-ка мне лучше, нафига ты вместе со мной умирать полез? Мог бы соскочить вовремя и не париться, пытаясь познать тайны пространственно-временного континуума в контексте заклятия Обратной Памяти, — Гарри пытался выглядеть расслабленно и говорить весело, будто бы тема его не интересовала совершенно.
Снейп ответил не сразу. А когда ответил…
— Понимаешь, всем нужен Герой. И мне тоже.
Гарри пассаж не оценил. Только отметил, что Снейп что-то недоговаривает.
— Придумай какое-нибудь более интеллектуальное объяснение, Северус.
— Приди в себя, Поттер.
— Это трудно… — объяснил Гарри.
— Когда это трудности тебя останавливали?
— Сегодня, во время написания сочинения по Зельям на три свитка.
— На четыре. И будь добр сдать его в срок.
— Не, — помотал лохматой головой герой. – Ты извини, но это как-то не вяжется с моим имиджем. И, Северус… Когда я всё-таки спасу этот долбанный мир, ты уже больше никуда от меня не денешься, понятно тебе?
— И ты даже не припечатаешь это сенсационное заявление слюнявым поцелуем? – выгнул бровь Снейп.
— Конечно нет. Я боюсь ошибиться. Я боюсь…себя. Потому что я – другой я – натуральный псих. И ты тоже боишься ошибиться, Северус, поэтому стараешься не злить меня – его – нас. Мы с тобой натурально как две кумушки, осталось только пойти семечки лузгать на балкон, заняться прицельной стрельбой по голубям. Я могу на две метра против ветра плюнуть, а ты?
— А я не люблю семечки.
— Я тоже, ну и что?
— Ровным счётом ничего. Иди спать.
— Предлагаешь мне распаковать бандероль?
— Предлагаю тебе быть во всеоружии перед грядущей заварушкой.
— А она грядёт?
— Всё зависит от нас, Поттер… Ты всё ещё хочешь меня, а мир всё ещё не спасён, — вставая, чтобы проводить гостя до дверей – и убедиться в том, что настырный гость действительно ушёл, а не затаился под столом в засаде.
— Какая нечеловеческая несправедливость, — в который уже раз возмутился Гарри. – Нечеловеческая! Ну просто звериная.
И спать не пошёл.
Потому что да, хотел, и мир да, на волоске, что совсем неоригинально и даже чуточку скучно, но куда деваться, c’est la vie, и никто за него эту vie не проживёт. Вот только… Он устал ждать. Чаша переполнена. Решение принято: Гарри выбрал «орла» — и не суть важно, какой стороной упала та монета; может быть, впереди его ждёт безумие и даже смерть (только ли его?), в этом мире, как убедился Гарри, всё может быть…
Пусть.
Оно того стоит.
…Гарри так долго ждал этого момента. Мечтал о том, как окажется со Снейпом один на один, без привычной компании шестнадцатилетнего сомневающегося сопляка и двадцатичетырёхлетнего маньяка-безумца… Снедали ли зельевара те же демоны? Была ли для него мучительна необходимость уживаться самому с собой, чужому с чужим, пришлому с посторонним?.. Неважно; Гарри шагнул к Снейпу, желая лишь одного: прижаться к тёплому телу, раздавить эту невыносимую пугающую тишину, которая неожиданно встала между ними.
Именно это Гарри и сделал: подлетел к зельевару и поцеловал его, жадно, яростно, умоляюще – он чувствовал себя канатоходцем, который идёт вперёд, потому что обратного пути нет; он не знает, натянут ли страховочный трос, не затаил ли партнёр на него злобы, он лишь надеется, что повезёт – и на этот раз.
Повезло.
Снейп…отвечал. Сначала неохотно, потом – перехватывая инициативу, подавляя волю, врываясь языком в такой знакомый рот – что за странные шутки играет с ними судьба?
Казалось, поцелуй длился и длился. Он напомнил Гарри процесс поглощения коллекционного вина: сначала ты только пробуешь, совсем чуть-чуть, может быть, глоток, задерживаешь во рту, пытаешься понять – твоё, не твоё? За первым глотком следует другой, третий и вдруг, неожиданно для себя, ты одним махом осушаешь бокал – как, когда? Во рту остаётся лишь горечь послевкусия и, чтобы избавиться от неё, нужно выпить ещё…
Они оторвались друг от друга; поцелуй был феерическим, вот только этого было мало, мало! Гарри понял, что он никуда теперь отсюда не уйдёт – оторваться от Снейпа было выше его сил.
Но Снейп…у него могло быть своё мнение на этот счёт.
У него всегда есть своё мнение, и Гарри не помнил ни единого случая, когда его точка зрения совпадала с точкой зрения мастера зелий. Снейп даже шутил, что они будут жить не долго и не счастливо, умрут в один день, их зароют в одну могилу, а на памятной надписи будет значится: «Не сошлись характерами».
Гарри поймал взгляд Снейпа – нечитаемый взгляд Снейпа. Гарри почувствовал, как по его виску и вниз, к шее, противно щекоча, ползёт капля пота.
— Я знаю, что делаю, — явно храбрясь, сказал герой волшебного мира.
— Никто не знает в точности, что он делает, — пробормотал Снейп. – Иначе бы никто просто не осмелился бы что-либо делать.
Этот тихий баритон заставил сердце Гарри дрожать, как крылья колибри. Снейп распалён, Снейп ведёт себя как обречённый на казнь, Снейп сдаёт позиции; фактически он уже проиграл войну…
Гарри милостиво позволил ему выиграть битву.
— Я не хочу на тебя давить.
Снейп усмехнулся в том смысле, мол, уже раздавил моё самообладание – вероятно, это произошло против твоего желания?
— Нет, нет, я сделаю, как ты хочешь. И если ты хочешь, чтобы я ушёл… — Гарри задумчиво глянул на дверь.
Снейп с неописуемым выражением лица притянул его к себе, впился в податливые губы. У Гарри закружилась голова, он подумал, что ничего более восхитительного с ним никогда не происходило, и эта мысль вырвала у него протяжный стон. Зельевар негромко зарычал, как дикий кот, настигший свою добычу – теперь её следовало перетащить в логово – в спальню – чем он и занялся, по дороге срывая с них обоих одежду.
Они не помнили, как добрались до кровати – той самой кровати, которая накануне чуть было не свела Гарри с ума – стоило ему лишь вообразить, что он делит её с самым желанным и самым невыносимым человеком в мире…
Теперь это происходило наяву; и Гарри и вовсе утратил рассудок.
Он стащил с любовника рубашку, чтобы всем телом прижаться к обнажённой коже, покрыть её поцелуями; Снейп тем временем стягивал с него брюки. Гарри задрожал, когда почувствовал прикосновение холодных пальцев к своему напряжённому члену. Зельевар нашёл его рот и стал зубами легонько теребить нижнюю губу, сразу же зализывая укусы языком, его рука лежала у Гарри на затылке, а другая, пройдясь несколько раз по налившемуся кровью члену любовника, скользнула ниже, между двумя упругими ягодицами к колечку ануса.
— Не тяни… — прошептал Гарри, и Снейп, ухмыльнувшись, ввёл в него первый палец, подготавливая. Потом…на несколько томительно долгих секунд палец пропадал, но быстро возвратился вместе со своим приятелем, оба измазаны маслом: значит, готовился.
— Грр, — довольно заурчал Гарри. – А я-то думал, что провёл тебя…
Значит, войну выиграли они оба: сражались-то на одной стороне!
— Видишь ли, я уже успел ознакомиться с твоими привычками, — пробормотал зельевар, убирая пальцы и подкладывая под ягодицы любовника подушку.
— Давай, — то ли попросил, то ли потребовал Гарри. Он чувствовал, что в груди его нарождалось адское пламя, пожиравшее его душу; сухие костры вспыхнули в глазах Снейпа. Зельевар вошёл в него резким толчком, не в силах сдерживаться, огонь обрушился на огонь, и Гарри закричал.
— Сильнее, — простонал он, чувствуя, как в уголках его глаз набухают слёзы, вот одна решила проложить соляную дорожку по его щеке, мешаясь с каплями пота…
Но Снейп не торопился. Он выжидал, гладил гаррины плечи, пытался поймать его взгляд…
Наконец ноги любовника обернулись вокруг его талии, и он почувствовал: пора. Гарри благодарно застонал и всячески приветствовал его инициативу.
Нужный был угол найден практически сразу, сильные толчки заставили Гарри выгибаться от удовольствия, наслаждение накатывало нежными мимолётными волнами, которые, однако, не были способны погасить пожар, бушующий внутри них… Дыхание учащается, тени играют на лице Снейпа, напряжение и жажда заставляют его ускорить ритм, и Гарри чувствует, как плоть в нём напрягается ещё сильнее, вибрирует; после очередного толчка мышцы Гарри рефлекторно сжимаются, и он изливается в ошеломительном оргазме, Снейп присоединяется к нему секундой позже.
Пожары поглотили друг друга, остался один лишь тёплый пепел.
Однако дуновения ветерка достаточно, чтобы…
Гарри счастливо, удовлетворённо улыбнулся, обнял Снейпа и провалился в сон.
Одного только дуновения…
A/N (романтичным снарри-шипперам и всяким прочим слэшерам не читать.
НЕ ЧИТАТЬ, было сказано.
Ну хорошо, хорошо, по-любому вас предупредили):
Допишу этот фик и дальше буду творить тока в рамках PG-13. Ибо секс писать – это…это забивать гвозди микроскопом, uh-huh. Наипростейший процесс, примитивная техника. Вот разве что от слэша веяло некоторым дыханием новизны… А сейчас мне даже гей-секс надоел. Что дальше? История трагической любви Живоглота и Клювокрыла? Держать в напряжении, юст опять же…
Как страшно жить.
Комментариев нет