Глава 3
Разговор, который может дорого обойтись волшебному миру
Кантенкерус, Гектор Трэверс и Мервин уже успели спуститься в малую гостиную: эльф оповестил их быстро. Любезно поздоровавшись с остальными гостями, Нотт и Трэверс придвинули кресла к тому, куда уселся Слагхорн. Хозяйка дома, сев у любимого столика вместе с Илларией, завела с ней тихий разговор, а Гектор Кэрроу, убедившись, что на него никто не смотрит, отошел в угол, где стояли на другом столике, будто бы забытые, бутылка вина и рюмка. Ликаон проводил отца полным омерзения взглядом и неохотно присоединился к беседе с младшим братом и Мервином Ноттом, аккуратным и энергичным молодым человеком. Тот, напустив на себя несколько покровительственный вид, стал вещать о секретах успешного продвижения по службе в Министерстве и способах строить отношения с начальством; Полидор слушал его с наивным удивлением, что же касается Ликаона, он бросал тревожые взгляды то на отца, который в углу уже успел опрокинуть первую рюмку, то на мать, то на трех джентльменов, вальяжно расположившихся в креслах и оживленно, хотя и приглушенно, что-то обсуждавших.
— Довольно забавно, да, — долетел до него наконец баритон профессора Слагхорна. — Однако вы уверены, что возможно хоть как-то отследить браки волшебников? Существуют ведь поддельные родословные, к примеру. Как проверить их подлинность?
— Проверить можно, — зазвучал мягкий голос Гектора Трэверса. — Поверьте, это не так и трудно. Дело в том, что все магические роды Британии можно разделить на три типа. Первые — старые англосаксонские роды, времен Основателей. Вторые, коих большинство, — нормандские и анжуйские рыцари, пришедшие к нам с Королем Вильгельмом*. И третьи, — чуть заметно прищурил он левый глаз, — нувориши, провозгласившие себя чистокровными во времена королевы Анны**.
— Тогда в самом деле шла мода возводить в чистокровные всякую шваль, — брезгливо скривился Кантанкерус, глядя на черный голландский сервант, напоминавший маленькую тумбу. В отличие от Трэвэрсов его жена предпочитала не высокие немецкие серванты из полированного дуба, а маленькие черные голландские или шведские шкафы.
— Но родословных нуворишей вроде Хорнби или Крейвудов нет во французских архивах, — ответил Гектор с легким оттенком брезгливости. — Они теряются в районе тысяча семисотого года. Зато в архиве замка Куси… — Мечтательно прищурился он, словно уже представлял себя, идущим к руинам французского замка.
— Замок теперь почти скрыт от маглов, — охотно отозвался Слагхорн, сверкнув бесцветными глазами.
— Да, списали на войну. Сложнее с англосаксонскими родами, — продолжал Гектор. — По некоторым сведениям к ним относятся Гонты, Дамблдоры, Поттеры и… Слагхорны.
Гораций с удивлением посмотрел на приятеля. Нотт обвел взглядом жену, а затем прыснул.
— Слагхорн — фамилия так и отдает уэльсским болотом десятого века! — фыркнул он.
— Гриффиндорцы думают, что самая подходящая фамилия для слизеринца, — довольно потер пухлые руки Гораций. Хотя кузену Луизы стукнуло только сорок четыре, друзья начинали удивляться его прогрессирующему ожирению. Рядом со Слагхорном даже Гектор Трэверс чувствовал себя стройным молодым человеком.
— С ними, старыми англосаксами, больше всего хлопот, — невозмутимо продолжал Гектор. — Архивов до одиннадцатого века практически нет…
— Все же мистер Трэвэрс — настоящий политик, — с восхищением прошептал Полидор. При этих словах он бесцеремонно закинул ногу на ногу, сверкнув старомодными замшевыми брюками.
— Пустая чернильница, — буркнул с неприязнью Ликаон. — Человек, бесполезно проживающий жизнь. — От волнения очки съехали на кончик носа, и юноша, сняв их, протер салфеткой пиджака запотевшее стекло. Когда он снимал очки, на его лицо становилось неприятно смотреть из-за воспаленных глаз, кроме того, была заметнее его странная худоба: как будто скелет обтянули кожей.
— Брат, будь почтительнее с такими уважаемыми людьми, — несколько томно протянул Полидор. Ликаон поморщился: с недавних пор Гектор Трэверс был кумиром его брата. Не так давно он даже купил черную австрийскую мантию и начал курить — видимо, чтобы во всем напоминать своего кумира.
— Да, тем более с ближайшим другом хозяина, — поддержал приятеля Мервин. — Между прочим, мистер Трэверс в отличие от многих, — бросил он выразительный взгляд на Ликаона, — один из самых публикуемых авторов.
— Какая работоспособность! — Полидор словно смахнул с плеча невидимую пылинку. — Чиновник и автор в одном лице.
— Я и сам удивляюсь: когда начальник спит? — заговорщецки понизил голос Мервин. — Другим, — снова бросил он взгляд на Ликаона, — дай бог хоть бы первую статью в жизни опубликовать… — Подобно отцу в молодости, младший Нотт был худощавым черноволосым и остроскулым, чем-то неумолимо напоминавшим сухую щепку.
— Да кому нужны ваши публикации? — процедил Ликаон сквозь зубы. — Что в них полезного? Что они дадут людям? — надел он снова очки, словно стекла были его латами в этом невидимом поединке.
— Зависит от людей, — снова улыбнулся Мервин. Полидор засмеялся, глядя на брата, точно перед ним был слабоумный.
Ликаон скривился, снова бросив беспокойный взгляд на отца, а потом осмотрев хозяина дома и его приятелей. «Это по их вине… по вине таких же, как они, равнодушных, занятых пустым чванством…» Он опустил голову. Сколько еще семей за закрытыми дверями богатых особняков переживало тот же кошмар, что пережили он, его мать и брат? Почему-то ему казалось, что их не так мало: праздность, как известно, делает людей порочными. Конечно, профессора Слагхорна никак нельзя было назвать праздным человеком —, но он, пожалуй, оставался единственным в этой маленькой компании, кто делает какое-то полезное дело. Трэверс и Нотт всю жизнь занимались бумагомаранием, взлетая все выше и выше. Наверное, их стоило уважать за одно то, что они не таковы, как отец Ликаона. Но юноша прекрасно понимал: отец бесчинствует потому, что ему никто не мешает, потому что дом — крепость истинного англичанина, и никто ни за что в жизни не вмешается в семейные дела. «А им нет дела до чужих страданий… Знай тешатся…»
— … Но ведь Гонты… — звучал, тем временем, голос Слагхорна.
— Поверьте, тут тоже не все просто, — Гектор Трэверс потеребил тонкими пальцами манжету смокинга. — В свое время Салазар Слизерин покинул Хогвартс из-за разногласий с другими основателями, особенно Годриком Гриффиндором. Затем он долго странствовал по Англии, пока не познакомился с Лоррэном Певереллом — внуком Кадма Певерелла. По преданию, они стали друзьями и заключили между собой альянс.
— Альянс? — удивился Гораций.
— Да, контракт. Ходили слухи, будто они подписали некий договор, что создадут самый читокровный род Британии. Слизерин женился на Аделине Певерелл — дочери Лоррэна, — поднял палец Гектор. — Его род, судя по некоторым старым генеалогическим справочникам, — продолжался до четырнадцатого века. Их потомки ничем особенным не прославились, в четырнадцатом веке сменили фамилию на Гонтов.
— Выходит, Гонты — не Слизерины? — выдавил из себя потрясенный Гораций. Нотт молчал, также с восхищением глядя на друга.
— Достоверно известно, что в тысяча триста сорок втором году Элеонора Слизерин вышла замуж за Ойкмэна Гонта, — продолжал Гектор. — Их наследники всегда гордились тем, что они — дважды потомки Певереллов и Слизеринов. — При этих словах мистер Трэверс задумчиво посмотрел на диван с откидной спинкой, словно тот был из замка времен Основателей.
— Гонты… Слизерин… Певереллы… Кому все это нужно? Кому станет тепло или сытно, кто поправится или получит образование, если кучка престарелых бездельников разберется, кто и от кого происходит? — прошипел Ликаон, обнажая длинноватые зубы.
— Ты не считаешь, что нужно знать историю предков и гордиться ею? — поднял брови Мервин.
— Не считаю. Собственные поступки — вот что должно стоять в центре внимания человека. Живые люди с их бедами. А не мертвецы, которым давно все равно. — Как Ликаон не старался, но его голос сорвался на последнем слове. Досадливо поморщившись, он ущипнул себя за чуть вспотевшую ладонь: сколько раз нужно напоминать себе, что в споре надо сохранять спокойное бесстрастие?
— Ты говоришь, словно цитируешь модную русскую книжку, — усмехнулся Нотт-младший. Несколько минут Полидор смотрел на брата в упор, а затем, поправив темно-зеленый фрак, расхохотался. Ликаон понятия не имел, зачем брат сшил себе фрак такого несуразного цвета, но тот, видимо, казался Полидору вершиной оригинальности. «Весь в отца», — подумал с неприязнью юноша.
Ликаон посмотрел на весело пыхтевший камин и досадливо поморщился. Какое, в самом деле, могло иметь значение, от кого ведется давно сгинувший род Гонтов? Из его памяти никаким «Обливейтом» нельзя было стереть воспоминания детства, как отец за обедом любил для поднятия настроения колоть мать булавкой или посылать в кого-то из сыновей жалящее заклинание. Иногда он накладывал на кого-нибудь из них «Круциатус» — если они в чем-то ему перечили. А эти визиты дяди Дециуса… Как-то раз Ликаон, когда ему было семь лет, из инстинктивного чувства стыда, почему-то охватывавшего его всякий раз, когда приезжал дядя, удрал в лес и поймал там ежа. Затем он принес зверька домой, а отец и дядя как раз были пьяны. Круциатусами они замучили ежа до смерти, наслаждаясь отчаянным пыхтением зверька.
Сейчас ему казалось, будто тушка бьющегося в конвульсиях ежа валялась рядом с камином. Ликаон тогда, помнится, даже назвал его «Додж». Было больно осознавать, что Полидор, мальчик, который вместе с ним проходил ад жизни дома и безотрадную муштру в школе, успел за короткое время страшно отдалиться. Все началось с дружбы с Мервином Ноттом, уже в школе мечтавшим сделать карьеру. Благодаря Мервину Полидор стал куда теснее обращаться и с профессором Слагхорном, который, видимо, и привил ему отвратительные подобострастные манеры. А ведь когда-то они с братом вместе прятались от отца на чердаке и мечтали стать великими полководцами… Там старые оловянные солдатики отыскались — то была их армия.
Комментариев нет