Школа цинизма

Глава 26

Гермиона раньше никогда не обращала внимания, как пустеет школа на рождественские каникулы. Наверное, потому что с ней всегда оставались Гарри, Рон и Джинни, но сейчас они уехали, и Гермиона впервые заметила, какой неправильный Хогвартс без них. А ведь учеников осталось даже больше, чем в предыдущие годы – многим студентам, как и ей, теперь было некуда уезжать.
Но ей всё равно было не с кем общаться.
Она часто видела Невилла, Луну, братьев Криви или близняшек Патил – но никогда с ними не оставалась, ограничивая общение разговорами за едой и дежурными «привет-пока». В коридорах она нередко сталкивалась с Пэнси Паркинсон – слизеринка иногда кивала ей, заставляя Гермиону гадать, что послужило причиной смены отношения. Она несколько раз хотела спросить Малфоя, что произошло у его подруги – но потом решала, что это не её дело и ей незачем знать, если Паркинсон поругалась с родителями. Тем более Малфой сам был занят – он то и дело пропадал то в слизеринских подземельях, то в кабинете Снейпа. Его поведение волновало Гермиону даже больше, чем отсутствие друзей – было понятно, что если он так много внимания уделяет своим однокурсникам, то значит, что-то произойдёт. Но, зная Малфоя и Слизерин в целом, предсказать, что именно, было невозможно.
Хотя кое-что ей всё же удалось выяснить, опять же благодаря Малфою. Она как обычно сидела на диване с книжкой, грея руки о чашку шоколада, когда он вышел из своей комнаты, застёгивая мантию. Гермиона только бросила в его сторону незаинтересованный взгляд – она уже привыкла не обращать на него внимания и даже не ждала, что он к ней обратится.
— Предупреди своих гриффиндорцев, чтобы не искали неприятностей на Рождество, – неожиданно сказал он, даже не поворачиваясь к ней.
Гермиона терпеть не могла эту его привычку начинать разговор с середины, не привлекая её внимания, как будто был уверен, что она и так слушает и понимает, о чём он говорит.
— О чём ты? – нахмурилась она.
— Пока сам не знаю. Просто хочу предупредить – на Рождество пусть все сидят по своим гостиным. На всякий случай.
— Что-то будет? – Гермиона закрыла книжку и повернулась к нему.
— Грейнджер, я… не знаю и не могу сказать, – Малфой вздохнул и устало потёр глаза. – На Слизерине что-то затевают – я не знаю, чем это обернётся и какие будут последствия. Но мне это не нравится. Лучше вам будет не попадаться у них на пути.
— Спасибо за заботу, – пробурчала Гермиона. – Ничего, что ты предаёшь своих друзей?
— Грейнджер, сколько раз тебе говорить – у меня нет среди них друзей.
— А кто они тебе?
— Товарищи, – он усмехнулся. – Знаешь, мне отец однажды сказал: друг – это тот, кто не направит палочку тебе в спину. Сама понимаешь, это не про них.
— Да неужели твой отец решил познакомить тебя с понятиями чести? – хмыкнула Гермиона. С сожалением посмотрела на книжку, но отложила её на стол, предчувствуя, что просто парой дежурных фраз разговор не ограничится, пусть Малфой и собирался уходить. – Не смеши меня, умоляю! Ты же всё равно не будешь их использовать!
— Понимаешь, быть честным очень часто значит быть глупым, особенно если ты веришь в честность других. Проще уж никому не верить, кроме себя.
— И тогда почему я должна верить тебе?
— Грейнджер, я не хочу, чтобы ты мне верила, – Драко вздохнул. – Я просто хочу, чтобы ты была осторожна. Все вы.
— Зачем тебе это?
Малфой замолчал, поджав губы. Гермионе показалось, что он придумывает ответ, чтобы убедить не столько её, сколько себя самого.
— Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, – признался он. – Мерлин великий, Грейнджер! Неужели это так трудно – просто отпраздновать Рождество в своих гостиных, не устраивая гуляний по школе?
— Труднее поверить, что ты не строишь никакую пакость, – усмехнулась девушка.
— Дементор тебя подери, Грейнджер, а мне-то казалось, что ты себе уяснила – я тебе никаких пакостей не строю. Слишком мелко.
Они переглянулись – и вдруг расхохотались, как дети. Просто смотрели друг на друга и смеялись. Не друг над другом, не над ситуацией, не чтобы спастись от страха – а просто так.
— А что тогда не мелко? – спросила Гермиона, отсмеявшись.
— Ты мне настроение хочешь испортить? – хмыкнул Драко.
— Да, а то непривычно видеть тебя с улыбкой.
Добилась-таки своего. Малфой перестал смеяться, поморщился.
— Да когда же ты излечишься от своей гриффиндорской тупости и узкомыслия… Пора бы привыкнуть, я ежедневные чёрномагические ритуалы не совершаю.
— Да кто вас знает, что у вас в вашем слизеринском подземелье творится, – усмехнулась Гермиона.
— Надо будет сводить тебя туда на экскурсию, – улыбнулся в ответ Малфой. – Правда, меня тогда четвертуют за то, что я тебя привёл.
— А гарантию дашь, что я оттуда живой выберусь?
— А ты и так пойдёшь, природное любопытство возьмёт своё.
Гермиона расхохоталась, на миг позволив себе забыть обо всём и просто радоваться тому, что сейчас каникулы, Рождество, у неё есть интересная книжка – даже не учебник! – и чашка горячего шоколада, и она может смеяться над их словесной пикировкой. Но этот миг быстро прошёл, и девушка нахмурилась, увидев, как Малфой натягивает перчатки.
— Ты опять куда-то собираешься?
— Домой. Хотя бы мать поздравлю. Ты здесь нормально будешь?
— Непривычно от тебя заботу видеть. – Гермиона поморщилась. – Это на тебя Рождество так действует или что-то действительно случилось?
— Я серьёзно. Помни, что говорил про гостиную, хорошо?
Гриффиндорка кивнула.
— И да, Гермиона, – Драко, обернувшись, усмехнулся. – С Рождеством.
— Ну да, – хмыкнула в ответ Гермиона и опять уткнулась в чашку с шоколадом, чтобы не смотреть, как закрывается за ним дверь.

~~~~

Невилл всегда считал Гермиону своим лучшим другом, даже несмотря на «Пертификус Тоталус» на первом курсе. Она всегда была готова поддержать, одобрить, утешить, выслушать. Её даже не надо было просить помочь – она всегда сама предлагала помощь, если видела, что кому-то плохо.
Только сейчас это была не та Гермиона, к которой Невилл привык за шесть лет учёбы.
Армия Дамблдора только закончила своё рождественское собрание, но студенты не спешили расходиться, глядя на Гермиону. Староста девочек сидела на столе, поджав под себя ноги, и хмуро перевязывала шнурок на правом ботинке. Её лица не было видно за волосами, но Невилл был уверен, что Гермиона зла. Правда, он даже не хотел знать причину.
— Все слушают? – мрачно спросила она, поднимая голову. – Ну и хорошо, потому что это важно. Хочу вас предупредить: на Рождество по школе не ходить. Сидите по своим гостиным и проследите, чтобы другие не высовывались. Я не знаю, что будет, но это для вашей же безопасности. Слизерин будет гулять, и я не хочу, чтобы кто-нибудь попал под их палочки.
— Откуда ты знаешь про Слизерин? – спросил пятикурсник с Рейвенкло. – Они тебя предупредили?
— Я живу бок о бок с Драко Малфоем, – отозвалась Гермиона. – Наверное, у меня есть глаза и уши, и я умею делать выводы из его разговоров и поведения. Можете мне не верить, но в условиях, когда я бы никому верить не стала, лучше перестраховаться.
Больше никто ничего спрашивать не стал. Невилл дождался, когда все выйдут из комнаты, и подошёл к Гермионе. Она так и сидела на столе и теперь копалась в сумке в поисках сигарет.
— А на самом деле ты откуда знаешь? – спросил он.
— Знаю что? – нахмурилась Гермиона. Достала из сумки сигареты и закурила.
— Про Слизерин.
— От Малфоя, – просто ответила девушка. – Он меня предупредил, чтобы остальным не высовываться.
— Ты ему веришь?
Гермиона пожала плечами.
— Я же сказала – сейчас я никому не верю. Но, сам посуди, какой ему будет толк, если все запрячутся по своим гостиным?
Невилл долго смотрел на её пальцы, зажавшие сигарету – длинные тонкие пальцы, пластырь на указательном – результат ожога на зельеварении, аккуратно подстриженные ногти – только пальцы, как Невилл понимал, всегда готовы сжаться в кулак.
— Что у тебя с ним?
— С кем?
— С Малфоем. Вряд ли бы он стал просто так говорить тебе о планах Слизерина, если бы не было какой-то причины.
— Мы с ним спим, – ответила Гермиона так спокойно, что до Невилла даже не сразу дошёл смысл сказанного.
— Вы с ним что?!
— Спим, – повторила Гермиона, без интереса отворачиваясь от Невилла. – Только не говори Гарри и Рону, хорошо? Это не их дело и им должно быть похеру, с кем я сплю, но они всё равно набьют морду сначала Малфою, а потом мне. А толку от этого будет ноль, только проблем опять огребут.
— Не буду, – послушно кивнул Невилл. – Давно?
Гермиона пожала плечами.
— Какое-то время. – Она затушила сигарету о подошву ботинка. – Всё не так просто, Невилл. Помнишь, когда убили Шанпайка, Нотта и Макнейра?
— Ну?
— Это он их убил. Малфой. Друзей своего отца. А знаешь, почему?
— Откуда мне знать?
— Потому что они руководили «чисткой», в которой погибли мои родители. – Гермиона говорила таким спокойным и ровным голосом, что Невилл даже засомневался, отдаёт ли она себе отчёт в том, что говорит. – Он мстил за них. За меня. Странно, да? Враги мстят друг за друга; те, кто раньше друг друга ненавидел, теперь спят вместе…
— Зачем ты мне всё это рассказываешь?
— Не знаю, – Гермиона пожала плечами. – Может быть, мне просто надоело держать всё в себе. Может быть, хочу, чтобы ты меня осудил. Знаешь, единственный, с кем я сейчас могу говорить честно – это Малфой. А он только цинично откомментирует, а выносить суждений не будет. – Она подняла руки и зачесала волосы назад. – А ты тоже всё спокойно воспринимаешь.
— Ну, скандал тебе Гарри с Роном устроят, когда узнают, – Невилл покачал головой, но больше не придумал, что сказать, и потянулся за курткой. – Пойдём?
— Иди, — кивнула ему Гермиона. – Мне ещё к Макгонагалл надо.
Невилл махнул ей на прощание рукой и вышел в коридор. В голове не укладывалось, что Гермиона – такая всегда правильная, верная Гермиона спит со слизеринцем, который был у Гриффиндора врагом номер два после Снейпа. Но кто такой Невилл, чтобы осуждать или судить её? Друг, однокурсник, просто парень, с которым Гермиона не побоялась быть честной. Ведь если подумать, ему совершенно всё равно, с кем она там спит – главное, чтобы она так и оставалась гриффиндоркой, готовой до последнего стоять за близких. А в этом Невилл был уверен – своих друзей Гермиона не предаст ни за что.
Коридоры были пусты – оставшиеся в Хогвартсе на каникулы ученики радовались зимнему солнцу и играли в снежки во дворе. Невилл подумал, что надо бы найти Луну – он обещал показать ей бесколючий кактус, который почему-то решил зацвести в середине декабря. Луна, со всей её чудаковатостью, этому не удивилась, хотя период цветения этих цветов приходился на май-июнь, и предположила, что во всём виноваты морщерогие кизляки. Невилл считал, что чудо природы больше обязано заботливому уходу и теплу гриффиндорской гостиной, чем каким-то мифическим существам, но расстраивать приятельницу не хотелось.
В Большом зале никого не было, только Пэнси Паркинсон сидела на своём месте. Вытянув ноги в проход, и читала письмо, низко склонив над ним голову. В принципе, ничего необычного в этом не было, Пэнси постоянно получала откуда-то письма, и Невилл не обратил бы на неё внимания, если бы не одно но.
Пэнси плакала. Её плечи вздрагивали, руки с такой силой сжимали пергамент, что, казалось, вот-вот порвут его.
— Эй, – Невилл остановился в нескольких шагах. – Ты в порядке?
Слизеринка зло вскинула голову. Её глаза покраснели, щёк были мокрыми от слёз.
— Какое тебе дело, Лонгботтом? – огрызнулась она. – Проваливай. Сама разберусь.
— Просто… – Невилл замялся. – Ты плакала.
— Да неужели? – хмыкнула девушка. – И что в этом такого? Или ты думал, что все, кто учится на Слизерине, бессердечные сволочи и чувств у них нет?
— Нет, просто…. Я подумал…
— Чем, Лонгботтом? Мне казалось, мозгов у тебя нет, одна только задница.
Невилл ничего не ответил. Одно из первого, чему научила Гермиона членов АД – не обращать внимания на оскорбления слизеринцев. Урок оказался полезным – жить сразу стало намного легче.
— Слушай, Лонгботтом, что ты ко мне пристал? – Пэнси скомкала письмо и засунула его в карман пиджачка. – Идите, воюйте. Вы же гриффиндорцы, вам бы лишь повоевать. Вам же пофигу на тех, кто не с вами. Вам плевать, что у кого-то из-за этой чёртовой войны жизнь сломана.
— Зря ты думаешь, что у нас всё так просто, – проговорил Невилл.
— Ну да, – хмыкнула Пэнси. – У твоей семьи не конфисковывали имущество, а родителей не сажали под домашний арест. В доме, который теперь даже принадлежит им. А знаешь, почему, Лонгботтом? Потому что они просто хотят жить. Они не хотят воевать, и поэтому их посчитали предателями. Ну, что ты теперь скажешь? Зачем тебе лезть в мои дела?
Пэнси зло смотрела на него из-под длинной чёлки. Сейчас, ссутулившаяся, заплаканная, она разительно отличалась от всегда гордой Пэнси Паркинсон. Невилл подумал, как было бы проще, если бы она всегда была такой – не разбитой, а честной.
— Извини, – сказал он. – Ты права, я действительно не знаю, что это такое. – Он не стал говорить, что его родители почти с самого его рождения были заперты в больнице Святого Мунго. – Если тебе нужна помощь…
— Мне и без тебя найдутся, кто поможет, – всхлипнула Пэнси. – У нас, вообще-то, тоже друзей не бросают.
— А почему ты сидишь одна? – Невилл потёр затёкшую шею. – Пэнси, если тебе нужна помощь, мы можем помочь. У нас есть…
— Да пошёл ты! – Пэнси вскочила со скамьи и бросилась прочь из Зала.
Невилл поморщился. Видимо, сумасшествие Гермионы заразно – не только она спит с Драко Малфоем, но и Невилл теперь хочет помочь Пэнси Паркинсон.

~~~~

Когда Гермиона вернулась в Башню старост после занятий с Макгонагалл, Малфой почему-то был там. Как всегда, сидел на подоконнике, держа в руке стакан с огневиски. Гермиона не поняла, успел ли он уже вернуться или ещё даже не ходил – мантия с сюртуком валялись на диване, так что он был в одной рубашке. Волосы были аккуратно зачёсаны назад, а на руках у него почему-то были перчатки.
— Я думала, ты ушёл, – заметила Гермиона, тихо закрывая за собой дверь.
— Успею ещё, – поморщился Малфой.
Гермиона пожала плечами и поставила сумку на стул, расстегнула жилетку, повесила её на спинку стула, оставшись в одной тёплой тёмно-бордовой водолазке. Водолазка колола кожу, и Гермиона потянула ворот, чтобы почесать шею.
— Что? – спросила она, заметив, что Малфой не сводит с неё взгляда.
— С Рождеством, – усмехнулся он, поднял бокал и залпом осушил его.
— Хреновое какое-то Рождество, – хмыкнула Гермиона. – Ты остаёшься на ночь в школе?
Он неопределённо пожал плечами и отвернулся. Гермиона подошла к камину, провела рукой по гирлянде на каминной полке – глупые эльфы даже их гостиную украсили к празднику, хотя ни у неё, ни у Малфоя не было никакого настроения праздновать.
— Малфой, в чём дело? – она, устав от гнетущей тишины, повернулась к парню. – Только не начинай опять, что это не моё дело, и со своими проблемами ты справишься сам. Я же вижу, что не справляешься.
Он, протянув руку, поставил стакан на стол. Снял перчатки, бросил их в сторону.
— Вряд ли ты сможешь мне помочь.
— Ты можешь хотя бы рассказать. – Гермиона помолчала. – Знаешь, я сегодня говорила с Невиллом. Сказала ему всё. Что мы с тобой спим.
— Зачем?
— Не знаю, – она пожала плечами. – Я просто больше не могла держать всё в себе. Захотелось выговориться.
— И что Лонгботтом?
— Ничего. Ему, в общем-то, всё равно. Сказал, что скандал мне Гарри с Роном устроят.
Малфой усмехнулся.
— Видимо, Лонгботтом не такой уж идиот, каким кажется.
— Долго ж до тебя доходило, – хмыкнула Гермиона, но опять стала серьёзной. – Так что произошло? Ты не ответил.
— Грейнджер, тебе совершенно незачем это знать…
— Я же просила, давай без этого, – с досадой поморщилась Гермиона. – Я сама решу, нужно мне это или нет. Если нет – забуду.
Малфой отвернулся.
— Помнишь последний вызов?
Гермиона кивнула, но потом сообразила, что Малфой её не видит.
— Да.
Он расстегнул манжеты, закатал левый рукав, протянул ей руку. Гермиона судорожно вздохнула. На его предплечье темнела отвратительная татуировка в виде змеи, выползающей из черепа.
Она даже не знала, что сказать. Это не было неожиданностью. Всё то время, что она прожила с ним бок о бок; все те ночи, что она провела в его постели, она подсознательно ждала, что он станет Пожирателем Смерти – настоящим, приближенным к Лорду, с Меткой на руке, а не просто пешкой, следующей по стопам отца. Но она всё равно не была готова.
— Ну как, Грейнджер? – протянул Малфой, опуская рукав. – Сможешь забыть?
Гермиона отвернулась. Её трясло. Одно дело – знать, что Пожиратели Смерти – твои враги. Другое – когда Пожирателем стал человек, с которым она спала.
— Знаешь, за что меня отметили? – продолжал Малфой. – За то, что я отомстил за твоих родителей. Лорд сказал, что если я смог их убить, значит, я достоин занять их место. Как ты думаешь, я достоин?
— Заткнись!
— А ты думаешь, я рад? – Малфой слез с подоконника и подошёл к ней. – Я не хотел, Грейнджер! Я не хочу принимать участия в этой грёбаной войне! Ни на чьей стороне! я всего лишь хочу выжить! И я хочу, чтобы выжила ты! Скажи, Грейнджер, почему мне так важно, чтобы с тобой было всё хорошо? Почему ты стала для меня так важна?!
— Малфой, пожалуйста, замолчи, – жалобно попросила она.
— Что ты можешь мне сказать? – он её не щадил. – Ты мне сможешь забыть. Всё теперь не будет, как раньше. Ты сможешь теперь целовать меня, зная, кто я на самом деле? Сможешь спать со мной? Заниматься сексом? Ты теперь даже не взглянешь на меня, если только чтобы убить. Давай, Грейнджер. Беги. Расскажи Поттеру. Он не сможет тебя защитить. Я не смогу тебя защитить. Что ты теперь будешь делать, Гермиона?
Она схватила его за шею и резко притянула к себе, целуя. Она целовала его, чувствуя вкус виски на губах. Она целовала его, пытаясь доказать себе, не ему, что всё будет как раньше; что не имеет значения, на чьей он стороне, пока он стремится защитить её.
Надо было забыть.
И получалось. Когда он стаскивал с неё водолазку, а она нетерпеливыми пальцами расстёгивала его рубашку. Когда они, путаясь ногами, натыкаясь на углы, искали путь в его комнату. Когда они падали на кровать, не обращая внимания на захлопнувшуюся в оглушительным стуком дверь. Когда они, путаясь в простынях, искали друг друга, словно боялись остаться по одиночке. Она забыла, когда он был с ней, над ней, в ней; когда он целовал её, что-то говорил ей, а она говорила такой же бред ему в ответ.
Забыть оказалось гораздо легче, чем они оба думали.

~~~~

Когда Гермиона проснулась, в комнате было уже темно. Она посмотрела на часы – было одиннадцать вечера, до Рождества оставался час. Гермиона усмехнулась. Хороший же подарок она получила на Рождество.
Осторожно, стараясь не разбудить лежащего рядом парня, она выскользнула из постели, подобрала валявшуюся на полу одежду. Ещё раз посмотрела на Малфоя – он спал на спине, повернув к ней голову; его левая рука лежала поверх простыни и в темноте Метка казалась совсем чёрной.
Гермиона натянула джинсы, застегнула лифчик и поспешно вышла из комнаты. Зашла к себе и, запрев дверь, сползла по стенке на пол, дав, наконец, волю эмоциям. Она разрыдалась, неожиданно почувствовав, сколько всего на неё навалилось – смерть родителей, конфискация палочки, уезд друзей, теперь это. Она сидела, уткнув лицо в колени, и бесшумно плакала.
Но долго сидеть было нельзя. Малфой мог проснуться в любую минуту, а Гермионе совершенно не хотелось с ним общаться. Даже не теряя времени на душ, она переоделась, накинула сверху куртку, сунула в карман сигареты и сбежала из Башни Cтарост.
В коридорах не было ни души – все студенты праздновали по своим гостиным. Гермиона поднялась на Астрономическую башню, уселась в бойницу, смахнув снег, и прикурила. Сидеть здесь, на холоде и в одиночестве, было даже приятнее, чем праздновать с друзьями. Тело ныло после хорошего секса, но Гермиона старательно гнала от себя мысли о Малфое. Лучше вспоминать, как она раньше праздновала Рождество. Семь лет – родители дарят ей волнистого попугайчика, которого она назвала Арчи. Девять лет – родители насторожены, что она чуть не устроила пожар на кухне, когда стихийной магией подожгла занавески, но всё равно дарят ей магнитофон. Одиннадцать лет – её первый год в Хогвартсе, и она приезжает домой на каникулы. Родители просят показать, чему она научилась, но ей нельзя колдовать вне школы, поэтому она варит простенькое Зелье цветения и поливает им ёлку. Потом мама пишет, что ёлка стояла до марта, не осыпаясь, и они так и выкинули её, зелёную.
Неожиданно скрипнула дверь. Гермиона сморгнула слёзы и повернулась к двери. На Башню поднялась Пэнси Паркинсон, и, судя по её виду, слизеринка явно не ожидала здесь кого-нибудь встретить.
— Что ты здесь делаешь? – нахмурившись, спросила она.
Гермиона не к месту вспомнила, что раньше Паркинсон считалась девушкой Малфоя.
— Курю, – ответила Староста девочек. – А разве не заметно?
— Это я вижу, — отмахнулась брюнетка. – Почему ты здесь?
— Не хочу, чтобы Малфой портил мне праздник.
— А почему ты не с факультетом?
— Могу задать тебе этот же вопрос.
Пэнси закрыла за собой дверь и достала пачку сигарет. Гермиона, не задумываясь, протянула ей зажигалку.
— Что это? – нахмурилась Пэнси.
— Прикурить.
— И как это работает?
Гермиона усмехнулась. Паркинсон, чистокровная ведьма, всегда прикуривала от палочки. Гриффиндорка щёлкнула кремнем, вспыхнул маленький огонёк.
— Удобно, – заметила Пэнси, прикуривая свою тонкую сигарету.
Гермиона пожала плечами и спрятала зажигалку обратно в карман. Несколько минут они курили молча, даже не глядя друг на друга.
— Ты знаешь, что Малфой принял Метку? – неожиданно спросила гриффиндорка.
Пэнси удивлённо посмотрела на неё.
— Нет. Давно?
— Недели две назад.
— Он сам тебе сказал?
— Он показал мне руку.
Пэнси поморщилась.
— Не скажу, что я этого не ожидала, но всё равно – я надеялась, что он умнее.
— Он не хотел, – сказала Гермиона. Почему-то у неё было чувство, что она должна оправдать Малфоя перед его старой подругой. – Вряд ли бы его поняли, если бы он отказался.
— Попал бы под репрессии, – с грустью заметила Пэнси. – Как мои родители.
— Мне жаль, – почему-то сказала Гермиона.
— Ничего, – брюнетка мотнула головой. – Они хотя бы живы, я должна быть рада и этому.
— Да, – неопределённо ответила Гермиона.
— Извини, – произнесла слизеринка, поняв, что она разговаривает с девушкой, которая совсем недавно лишилась родителей.
Гермиона ничего не сказала.
Пошёл снег – мелкий, почти незаметный. Он налипал на волосы и таял, превращаясь в сверкающую паутинку из капелек.
— Тебе не кажется это странным? – спросила Гермиона, затягиваясь. – Мы уже ничему не удивляемся. Сидим, говорим о своих родителях, а ещё осенью готовы были перегрызть друг другу глотки из глупого принципа.
— Грейнджер, весь мир сошёл с ума, чему уж тут удивляться…
— В жизни не думала, что соглашусь с тобой, но ты права.
Обе усмехнулись. Гермиона спрыгнула на пол и отряхнула куртку.
— Я пойду.
— Куда?
— Не знаю, – призналась она. – Праздновать не хочется, но у себя сидеть противно.
— Грейнджер, иди на свой факультет, – серьёзно предупредила Пэнси. – Сейчас лучше не слоняться по школе, если не хочешь проблем.
— Да знаю, – поморщилась Гермиона. – Малфой уже несколько раз говорил.
— Ну вот. Кстати, если увидишь его – передай, чтобы спустился в нашу гостиную. Теодор уже задавался вопросом, почему он не пьёт вместе со всеми.
Гермиона поморщилась и не стала отвечать слизеринке. Та и так понимала, что искать Малфоя она сейчас не будет.