Рон и Гермиона

Глава 1

Название: Боль
Оригинальное название: Hurt
Автор: lavenderbrown (necdiva@yahoo.com)
Ссылка на оригинал: http://checkmated.com/story.php?story=5738
Переводчик 1: Renshi Lucifer (fear_and_bliss@yahoo.com)
Переводчик 2: Fidelia (Fidelia2@yandex.ru)
Бета: Nadalz
Разрешение на перевод: не пришло
Категория: гет
Пейринг: Рон/Гермиона, Рон/Лаванда
Рейтинг: PG-13
Жанр: romance/angst
Саммари: Выбирая между болью душевной и болью физической, Рон предпочел бы физические страдания. Первый фанфик в серии Ron&Hermione Missing Moments.
Дисклеймер: наш только перевод.
Примечание второго переводчика: Первые две главы этого фика когда-то уже выставлялись в Архиве первым переводчиком, но были удалены по не зависящим от Администрации причинам. Мне захотелось довести работу до конца, потому что фик того стоит.

Боль

– Гарри вот целовался с Чжоу Чанг! – выкрикнула Джинни, чуть не плача. – А Гермиона целовалась с Виктором Крамом! Один ты, Рон, ведешь себя так, будто целоваться – это какая-то гадость, а все потому, что опыта у тебя, как у двенадцатилетнего! (Гарри Поттер и Принц-Полукровка, с 296, издательство «Росмэн», 2005 г.)

~~*~~

– Ты прекрасно знаешь о чем! – пронзительно вскрикнула Гермиона. – Ты за завтраком добавил Рону в стакан зелье, приносящее удачу! «Феликс Фелицис»!
– Не-а, не добавлял, – сказал Гарри, повернувшись к ним лицом.
– Нет, ты добавил, Гарри, поэтому все и шло так замечательно, и у слизеринцев двое игроков заболели, и Рон брал все мячи!
– Ничего я туда не наливал! – сказал Гарри, улыбаясь во весь рот. Он сунул руку в карман и достал флакончик, который Гермиона видела у него утром. Флакончик был полон золотистой жидкости, и залитая воском пробка была нетронута. – Я хотел, чтобы Рон подумал, будто я так сделал, вот я и притворился, когда увидел, что ты подходишь. – Он посмотрел на Рона. – Ты брал все мячи, потому что был уверен в своей удаче. А на самом деле ты все сделал сам!
Гарри снова спрятал флакончик в карман.
– На самом деле я пил простой тыквенный сок? – спросил ошеломленный Рон. – А как же хорошая погода… И Вейзи не смог играть… Ты правда не давал мне никакого зелья?
Гарри покачал головой. Рон смотрел на него разинув рот, потом повернулся к Гермионе и передразнил:
– «Ты за завтраком добавил Рону в стакан «Феликс Фелицис», потому он и брал все мячи!» Видишь, я и без посторонней помощи умею брать мячи! (Гарри Поттер и Принц-Полукровка, с 307-308)

***

Рон стремительно несся к замку, волоча по земле метлу; в ушах все звенели два женских голоса. Голос Джинни, его собственной сестры Джинни, смеющейся над ним – из-за этого он чувствовал себя глупым ребенком – и рассказывающей ему о Гермионе и Краме.
И голос Гермионы, что еще хуже. Рон стиснул зубы, пытаясь справиться со странной резью в глазах. То, что она сказала… То, что она поверила…
Она считает тебя никчемным. И всегда считала. Она, должно быть, так смеялась, когда ты поцеловал ее. Ты верил, что теперь все будет хорошо, а она смеялась, сравнивая тебя с ним. И она считала тебя жалким по сравнению с великолепным Вики Крамом. Крамом, который играет в квиддич лучше всех, который способен получить любую девушку, стоит ему только пожелать. Но он выбрал Гермиону.
Рон попытался мыслить разумно. Крам поцеловал Гермиону сто лет назад. Нет, сначала Рон поверил, что Гарри подлил в его тыквенный сок Феликс Фелицис. Крам поцеловал Гермиону сто лет назад…
И она все еще переписывалась с Вики. Они же «друзья по переписке». Друзья по переписке, которые целовались и, возможно, не только целовались. Друзья по переписке, которые смеялись над дурачком Роном Уизли…
Рон резко повернул к рощице на опушке леса и исчез в кустах. Он с трудом удержался от того, чтобы не садануть кулаком по толстому дереву, но вместо этого подался вперед, ткнувшись лбом в ствол и даже не заметив, что царапает кожу. Он был подавлен.
Глаза снова защипало, в горле застрял мерзкий комок. Рону казалось, что в груди появилась дыра, быстро растущая дыра, словно распирающая его изнутри. Из-за этой дыры он чувствовал себя хуже, чем когда-либо в жизни.
Он вспомнил все обиды, когда-либо причиненные ему: как Фред превратил его медвежонка в паука в четыре года, как он впервые упал с метлы, как белая королева вывела его из игры ударом по голове, как Сириус сломал ему ногу, как в Отделе Тайн на него напал мозг. Все эти неприятные моменты пронеслись у него перед глазами, а еще возникла навязчивая мысль, что он согласился бы пережить все это еще раз, да хоть прямо сейчас, хоть одновременно, лишь бы избавиться от этой пустоты в груди.
Бесполезный… ничтожный… жалкий…
Рон с горечью подумал, что должен был знать заранее. Он должен был догадаться, что все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Почему Гермиона обратила на него внимание? Эта девушка была такой замечательной и талантливой, с какой радости ей вообще обращать на него внимание, если он настолько ничтожен? Внутри все сжалось, когда он вспомнил, как Гермиона пригласила его на вечеринку к Слагхорну. И это чувство лишь усилилось, когда Рон вернулся мыслями в то время, которое они вместе провели в Норе до приезда Гарри.
Мерлин! Гермиона все время знала, что он чувствует. Она поняла это гораздо раньше, чем он сам, и она смеялась над ним. И, наверное, она рассказывала Вики в письмах о нем, бедном, несчастном придурке, который влюбился в нее. Влюбился в нее…И о том, что этот придурок не идет ни в какое сравнение с замечательным Виктором, который играет в квиддич и великолепно целуется.
Рон с трудом сглотнул, пытаясь избавиться от липкого комка в горле, и отошел от дерева, к которому прислонялся. Он почувствовал слезы на щеках и сердито смахнул их квиддичной перчаткой. Мало было проблем, так теперь он прячется в этом чертовом лесу и плачет из-за девчонки. Девчонки, которая даже не была красивой. Девчонки, которая издевалась над ним, считая себя умнее и лучше всех на свете. Девчонки с дурацкими волосами как проволока, и дурацкими карими глазами, и дурацкими розовыми губами, и дурацкой улыбкой. Одна мысль о ней, казалось, еще больше увеличивала пустоту в его душе и дыру в груди.
Рон выпрямился и несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, а дыру в груди затянуться и зарасти. А потом начал лихорадочно думать о том, как избавиться от боли, заполнить образовавшуюся пустоту в душе. И вместе с этими размышлениями возникло новое желание – заставить ее страдать. Это будет справедливо, если он заставит Гермиону ощутить хотя бы десятую часть того, что чувствовал он. Разумеется, это будет только справедливо.
Рон вышел из-за деревьев, продолжая прерванный путь к замку. Вокруг толпились студенты, оттягивающие возвращение в школу – они наслаждались последними теплыми деньками, оставшимися до наступления зимних холодов. Рон ускорил шаг. Отчего-то ему казалось ужасно важным попасть в гриффиндорскую гостиную раньше Гермионы, может, чтобы подготовиться – чтобы она увидела… увидела что?
Увидела, как он хорошо проводит время? Да, конечно… Но с другой стороны… Нет, этого недостаточно. Недостаточно просто показать, что ему безразличны ее слова, да и к тому же он всегда был плохим актером.
– Рон? – окликнула его однокурсница. Ее голос был так непохож на голоса Гермионы и Джинни, все еще звучавшие в голове.
Он обернулся, и именно в эту секунду к нему пришло невероятно простое решение. Триумф озарения почти заполнил пустоту в его душе.
– Привет, Лаванда.
Девушка обворожительно улыбнулась в ответ. Рон не мог не признать, что она отлично выглядит, и ее мягкие светлые волосы, слава Мерлину, были совсем не похожи на медную проволоку на голове Гермионы. И ее глаза были темно-синими, почти лиловыми.
– Поздравляю, – она подплыла к нему, слегка покачивая бедрами. – Ты был великолепен.
Лаванда дотронулась до его руки, многозначительно скользнув пальцами вдоль завязок вратарской перчатки и по костяшкам пальцев.
– Спасибо, – ответил Рон нарочито самоуверенным тоном.
– Как ты смотришь на то, чтобы пойти на вечеринку в общей гостиной вместе со мной? – промурлыкала Лаванда.
Ее чувства и намерения были как никогда ясны – Рон чувствовал ее интерес к себе всю эту неделю. Мгновение он нерешительно наблюдал за ней. Пустота в душе еще чуть-чуть увеличилась. Рядом с ним была девушка, которая не запутывала его, не просила пойти с ним на вечеринку, а в следующее мгновение уже целовалась с другим, и не вела себя так, словно он ей нравится, и тут же флиртовала – флиртовала! – с его лучшим другом.
Говоря Гарри, какой он замечательный, а ко мне относясь как к грязи под ногтями…
И в эту минуту все показалось Рону невероятно простым – простым и в то же время осуществимым – таким приятным, что боль в сердце постепенно улеглась. Рядом с ним была девушка, которая хотела его, которая не считала его жалким или ничтожным. Или, возможно, она тоже так считала, но в этот момент Рону было наплевать. Если она хочет его – что ж, так тому и быть. Сейчас ему было необходимо хотя бы на время избавиться от своей боли.
– Конечно, – донесся до него собственный голос, а затем Рон повел Лаванду к замку.
Рон плохо помнил все, что происходило по пути в гриффиндорскую башню. Он как в тумане помнил многозначительные улыбки Лаванды, помнил, как взяла его за руку – но не смог бы объяснить, как и когда он оказался в углу гостиной, прижимая к себе девушку, когда ее губы коснулись его губ, ее язык коснулся его языка. Он просто оказался там, и он целовал ее – жадно, страстно, неумело, радуясь, что Лаванда не заметила его отсутствие опыта в подобного рода делах. Ее руки ласкали его спину, и девушка тихо постанывала – Рон не знал, притворялась ли она, впрочем, в тот момент ему было все равно – он чувствовал возбуждение. Этого было мало, чтобы заполнить пустоту в душе, но он был возбужден достаточно, чтобы на несколько потрясающих минут забыть о другой девушке. О девушке, которую он так желал, девушке, которая презирала его и заставляла ощущать себя хуже, чем просто ничтожеством.
Только Рон плотнее прижал к себе Лаванду, как услышал шум. Он отстранился от девушки ровно настолько, чтобы увидеть знакомые карие глаза и пышные каштановые волосы. Гермиона смотрела на него, и Рон бросил на нее ненавидящий взгляд, прежде чем вновь нарочито поцеловать Лаванду. Но во время поцелуя он вновь приоткрыл глаза и увидел, что Гермиона вышла из гостиной, Гарри последовал за ней.
Несколько секунд Рон упивался своим триумфом. Он выиграл. Взгляд Гермионы не оставлял никаких сомнений в том, что он причинил ей боль. И Рон наслаждался ее болью, радовался тому, что смог причинить ее, упивался ощущением безграничной силы.
Но затем сердце болезненно сжалось, и он ощутил себя виноватым. Он отстранился от Лаванды, сделав вид, что ему нужно отдышаться, а девушка продолжала целовать его шею. Рон сглотнул, почти не чувствуя влажно-слюнявых прикосновений ее губ. Он ненавидел себя. Где этот чертов триумф, который только что переполнял его? Какого дементора он чувствует себя виноватым? Да, он причинил боль Гермионе. Велика беда! Она первая начала! Это все – ее вина!
Он почувствовал, как руки Лаванды скользнули ниже, к его ягодицам. Но даже тот факт, что красивая девушка гладит его задницу, сейчас не имел для него значения. Рону хотелось выбежать из гостиной и найти Гермиону. Найти и извиниться за все, за все те гадости, что он сказал и сделал, объяснить ей, что ему все равно, сколько раз она целовалась с Крамом – один, два – да хоть тысячу! Лишь бы она простила его и осталась с ним и…
– Рон, – прошептала Лаванда.
– А? – он моргнул и глянул вниз, на ту девушку, с которой был сейчас. Она улыбалась, уставившись на него лиловыми глазами с поволокой, ее розовые губы чуть припухли. Рон безуспешно попытался найти что-нибудь привлекательное в ее внешности.
– Хочешь, мы пойдем в менее шумное место?
Нет. Я хочу найти Гермиону. Мне нужна Гермиона…
Вспомни, ты не нужен Гермионе. Она считает тебя неудачником.
Неудачник… ничтожество…
– Да, – ответил он.
Лаванда хихикнула и потянула его к выходу из гостиной. Рон услышал непристойный свист, который, несомненно, издали Дин и Шеймус. На мгновение он встретился с загадочным взглядом Парвати, а затем они с Лавандой вышли сквозь открывшийся проем.
Пропуская Рона и Лаванду, Полная Дама нетерпеливо вздохнула.
– Не дайте своим забавам зайти слишком далеко, – посоветовала она, окинув парочку понимающим взглядом.
– Давай найдем свободный класс, – предложила Лаванда, помахав рукой Полной Даме.
– Хорошо, – кивнул Рон, и девушка улыбнулась. Рон заставил себя улыбнуться в ответ, проявить хоть немного того энтузиазма, который переполнял сейчас Лаванду.
Он быстро возбудился из-за того, что Лаванда то и дело останавливалась и начинала его целовать, а Рон чисто автоматически отвечал на ее поцелуи. Эти поцелуи были ему приятны, несмотря на то, что все это было довольно беспорядочно. К тому времени, как Лаванда нашла комнату, показавшуюся ей свободной, Рон был вновь доволен собой и почти смеялся.
Они открыли дверь, и Рон втянул Лаванду за собой в комнату. Смех застыл на губах девушки.
Рон обернулся, и пустота вновь заполнила его душу. В этой комнате была Гермиона – волосы как всегда в разные стороны и глаза как у олененка. Она сидела на парте, а вокруг нее кружила стая здоровенных желтых канареек. Рон заметил безразличный взгляд карих глаз, и ему показалось, что в комнате вдруг совсем не осталось воздуха. Это из-за него у Гермионы такой взгляд, в его душе уже не было триумфа. Только вина.
И только потом он понял, что Гарри тоже здесь.
– О, – тупо произнес Рон.
– Ой, – хихикнула Лаванда, попятилась и поспешно покинула класс, продолжая смеяться уже за закрытой дверью.
Тишина становилась невыносимой. В комнате было так холодно и пусто, словно тысячи дементоров осаждали ее снаружи. Теперь Гермиона смотрела на него, и Рон не мог вынести ее взгляд. Не мог смотреть на нее. Он чувствовал ярость и вину, но сильнее всего он ощущал боль. Боль захлестнула его, но Гермиона не должна была заметить это. Пусть лучше она по-прежнему считает, что он увлечен Лавандой.
– Привет, Гарри, – неестественно громко и радостно сказал Рон. – А я-то думал, куда это вы запропали.
Он услышал, что Гермиона спрыгнула с парты, а глупые канарейки все еще кружили вокруг нее.
– Тебе не стоит заставлять Лаванду слишком долго ждать снаружи, – негромко и безразлично произнесла она. – Она будет волноваться, куда же ты пропал.
Рон перевел взгляд на Гермиону, но она больше не смотрела на него. Он наблюдал, как девушка медленно пересекла комнату, держа спину неестественно прямо. Рон почувствовал некоторое облегчение, когда Гермиона не стала устраивать сцену, но его беспокоило то, что она держится совсем отчужденно. Разве ей не было больно десять минут назад? Или это тоже притворство – как и то, что она была увлечена им?
– Oppugno!
Рон даже не успел понять, что выкрикнула Гермиона, и не заметил, как она направила на него волшебную палочку – двенадцать желтых пушистых комков набросились на него, рассерженно чирикая. Он успел только поднять руки, защищаясь, когда канарейки напали на него, царапая острыми коготками и щипля клювами.
Рон не мог поверить, что Гермиона смогла натравить на него птиц. Но при этом он был странно доволен – по крайней мере, это доказывало, что ей так же больно, как и ему.
Или нет. Особенно злобная канарейка расцарапала ему руку до крови острыми как лезвие когтями. Ему стало ясно, что Гермиона собирается оставить его здесь, окруженного стаей бешеных канареек. И когда одна из них клювом рассекла ему щеку, Рон разозлился всерьез.
– Убериихотменя, – закричал он, стряхивая канарейку, вцепившуюся ему в руку, и отбрасывая ее в сторону.
Но Гермиона и ухом не повела. Она бросила на него полный ярости взгляд и, распахнув дверь, выбежала наружу. Рон услышал всхлип, он мог бы порадоваться тому, что она плачет, если бы другая канарейка не впилась в этот момент ему в руку.
– Гарри, – взмолился он, – помоги!
Гарри, мрачно наблюдавший за уходом Гермионы, моргнул и перевел взгляд на Рона.
– О, извини, – произнес он, доставая палочку. – Finite!
Стая чокнутых птиц сразу же перестала налетать на Рона. Гарри пришлось трижды повторить заклинание, прежде чем они все пропали окончательно.
Рон стоял, тяжело дыша, чувствуя, как кровоточат оставленные птицами царапины.
– Ты в порядке? – спросил Гарри.
– В полном, – огрызнулся Рон. – Все просто замечательно.
– Давай, – нерешительно протянул Гарри, – я отведу тебя к мадам Помфри.
– Нет, спасибо, – отказался Рон. – Я думаю, мне нужно найти Лаванду.
– Рон, не…
– Что «не»? – выкрикнул Рон, горло болело от застрявшего в нем комка. – Не встречайся с девушкой, которой нравишься? Которая не считает ничтожным неудачником? Ты уж извини, Гарри, но я не могу последовать твоему совету.
– Гермиона не считает тебя ничтожным, – возразил Гарри, в его голосе послышалась мольба.
Несколько мгновений Рону отчаянно хотелось верить ему, верить в то, что Гарри сказал это не для того, чтобы ободрить его. Но эта мысль наполняла его измученную душу надеждой, а он помнил, что надеяться глупо. Он и так много месяцев надеялся, а в последний момент из-за этой лживой надежды земля ушла у него из-под ног. Он взглянул на Гарри, чувствуя, что глаза снова жжет.
– Она издевается надо мной, – Рон медленно вышел из комнаты, игнорируя грустный взгляд Гарри.
Лаванда дожидалась его. Она вскрикнула, заметив царапины на его лице.
– Что случилось?
– Ничего.
– Но…
– Я не хочу обсуждать это, – резко оборвал ее Рон. – И в больничное крыло не пойду.
– Но разве тебе не больно? – спросила Лаванда. – Давай я хотя бы обеззаражу их, раз уж ты не хочешь идти к мадам Помфри.
Она достала волшебную палочку.
– Хорошо, – согласился Рон.
Он спокойно стоял, пока Лаванда очищала его порезы. Царапины саднили, но это Рона не беспокоило. Пусть лучше царапины причиняют ему физическую боль – по крайней мере, это заглушало боль в душе.
Ничего хорошего из этого не вышло. Раны ныли, но это постоянно, каждую секунду напоминало ему о Гермионе. Теперь он почувствовал боль в полной мере – и духовно, и физически. И ему начинало казаться, что ничто не сможет избавить от нее.
– Рон?
Он вспомнил, что Лаванда тоже здесь, рядом с ним.
– Ты все еще хочешь куда-нибудь пойти? – спросила она, но на этот раз более робко.
– Да, – кивнул Рон. – Пойдем. Но только не туда.
И они пошли, забредя в пустой класс заклинаний, где стали целоваться снова и снова. Рон нервно сглотнул, когда Лаванда положила его ладонь на свою грудь – ему казалось странным ласкать девушку на первом же свидании и то, что девушка позволяла себя беззастенчиво лапать. Но Лаванда заглушила готовые вырваться у него возражения поцелуем, опуская руки и лаская его ягодицы. И он позволил себе ласкать ее и позволил ей ласкать себя – на короткое время Рон разрешил себе расслабиться рядом с девушкой, которая никогда не смогла бы разбить ему сердце.